[Shadowhunters Chronicles]

Дорогие участники и зрители, авторы и читатели!
Дорогие Сумеречные Охотники!

Первый тур конкурса фанфиков по мирам Кассандры Клэр "Infernal Instruments" подошёл к концу.
Спасибо вам, что присылали заявки, писали тексты и отзывы, рисовали, читали и комментировали!
Теперь пришло время наградить победителей!

Итак.

I место:  Cannabis Sativa. - "Семья"



II место:  Cannabis Sativa. - "Сильнее парабатай"



III место:  magnolya - " Двадцать три с половиной часа"



Поздравляем наших победителей! Спасибо за чудесные фики, за прекрасную Изабель, за возможность взглянуть на неизвестный пока мир "Тёмных Хитростей" и за спящего Саймона - ведь, надо думать, в таком бедламе, что завертелся вокруг него после злополучного похода в клуб, поспать ему было действительно некогда!

Но не только наши победители храбро сражались за Идрис! Отличились в этих боях и все остальные авторы конкурса - спасибо им и по персональной медали!







Одна из главных составляющих успеха в бою - это правильная стратегия. И знание того, кто из твоего войска на что способен.
Именно такое знание проявила победитель нашего тотализатора -  вождь тостик



Поздравляем!

Снятие масок

Таблица с баллами

От себя хочу сказать большое спасибо чудесной  Герцогиня Сельмаг, создавшей все прекрасные баннеры и медали для нашего конкурса, замечательной  SperryVorobey, нарисовавшей для нас два прекрасных арта, и всем тем, кому была небезразлична судьба этого конкурса :3
Любви вам. Альтер.

@темы: итоги, первый тур, infernal instruments

---

[Shadowhunters Chronicles]

Дорогие Нефилимы, Оборотни, Вампиры, Фейри и все остальные!

На нашем фесте закончилась выкладка работ, и теперь вы можете голосовать и комментировать.
Собственно, голосование происходит в комментариях. Для того, чтобы проголосовать, нужно выставить свои оценки фанфику в комментариях к нему, сопроводив эти оценки своим развёрнутым мнением.
Насколько вы его развернёте - дело, разумеется, ваше, но автору всегда приятно получить отзывы на своё творчество, не забывайте об этом!

Комментарий с голосованием должен содержать в себе оценки по следующим пунктам:
Сюжет
Стиль
Соответствие заявке
Общее впечатление

Для оценки по каждому пункту используется десятибальная шкала, где 1 - это минимум, а 10 - это максимум

запись создана: 26.04.2013 в 06:20

@темы: организационное, первый тур, infernal instruments

---

Обзоры :3

[Shadowhunters Chronicles]

В этом посте будут коллекционироватся ссылки на обзоры нашего феста.

Если вы сами их пишете или наткнулись на них во френдленте - добро пожаловать в комментарии: приносите ссылки и мы добавим их в пост, чтобы все могли приобщиться!

Итак, обзоры пишут...

 Akureyri - здесь (11 текстов)
 alter-sweet-ego - здесь (все тексты)
 sine - здесь (все тексты)
 WolfbeRy - здесь (11 текстов)

@темы: обзоры, первый тур, infernal instruments

---

Тотализатор? :D

[Shadowhunters Chronicles]

Список текстов:

Ты когда-нибудь встречал фей?

Дипломная работа

Клэри не должна об этом ничего знать

Game

Пепелище

Хлыст и мрамор

Холодный наркотик

Семья

Эндшпиль

Клан

Общая кровь

Twinkle twinkle little star

Сильнее парабатай

Двадцать три с половиной часа

ВНЕКОНКУРС:

Руна ЛЮБОВЬ на шее

Не трогай меня, когда я раскрашиваю поняш

Список авторов:

 вождь тостик
 Герцогиня Сельмаг
 alter-sweet-ego
 Cannabis Sativa.
 falske
 heyasshole
 Jackie.
 m.urs
 magnolya
 sine
 SperryVorobey
 super-kaktus
 WolfbeRy

запись создана: 26.04.2013 в 06:09

@темы: организационное, первый тур, тотализатор, infernal instruments

---

ВНЕКОНКУРС. Арт по заявке №53

[Shadowhunters Chronicles]

Джейс Вэйланд/Клэри Фрей. "У меня очень много важных дел, которые я должна сделать сегодня, но я лучше пойду разукрашивать свою раскраску с пони".

НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ, КОГДА Я РАСКРАШИВАЮ ПОНЯШ (гет)

Автор: аноним до объявления результатов
Пейринг: Джейс Вэйланд/Клэри Фрей
Рейтинг: G
От автора: нарисовано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 53. Джейс Вэйланд/Клэри Фрей. "У меня очень много важных дел, которые я должна сделать сегодня, но я лучше пойду разукрашивать свою раскраску с пони"

@темы: внеконкурс, арты, первый тур, infernal instruments

---

ВНЕКОНКУРС. Арт по заявке №48

[Shadowhunters Chronicles]

Джейс Вэйланд/Изабель Лайтвуд. "- Что ты делаешь? - Бегу в тупик, по прибытию куда мне в голову придёт гениальный план, который, по сути, будет в том, чтобы не быть в тупике" (с).

РУНА "ЛЮБОВЬ" НА ШЕЕ (гет)

Автор: аноним до объявления результатов
Пейринг: Джейс Вэйланд/Изабель Лайтвуд
Рейтинг: PG
От автора: нарисовано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке №48 Джейс Вэйланд/Изабель Лайтвуд. "- Что ты делаешь? - Бегу в тупик, по прибытию куда мне в голову придёт гениальный план, который, по сути, будет в том, чтобы не быть в тупике" (с)

@темы: внеконкурс, арты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке № 47

[Shadowhunters Chronicles]

«Джордан Кайл/Саймон Льюис. "У меня много вопросов, но, ради всего святого, что ты на голову нацепил?»

ДВАДЦАТЬ ТРИ С ПОЛОВИНОЙ ЧАСА (слэш?)

Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Пейринг: Джордан Кайл, Саймон Льюис
Рейтинг: PG-13
Жанр: общий
Размер: мини
Статус: закончен
Саммари: Саймон спит, Джордан боится звонить Майе, а курицы умирают.
Дисклеймер: ничего не мое
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 47 «Джордан Кайл/Саймон Льюис. "У меня много вопросов, но, ради всего святого, что ты на голову нацепил?»
Предупреждения: АУ (игнорируется большинство событий Города Падших Ангелов)

Каждый раз все начиналось с одного и того же унылого тупика. Уйти оттуда можно было двумя путями, но какой бы из них Саймон не выбирал, рано или поздно он все равно оказывался в рыночном квартале, где под лавками с фруктами валялись мертвые террористы, и начинал расстреливать куриц. Кровь и перья взлетали в воздух чертовски отстойными фейерверками, и Саймон опускал дробовик.

Курицы были мертвы. И Саймон тоже был мертв.

За очередным поворотом лабиринт итальянских улочек рассеивался, исчезали заколоченные ящики и подозрительные окна, и им на смену приходило темно-зеленое поле и магический щит вокруг. Совсем рядом с ним низкорослые человечки удар за ударом разрушали здания, а зависшие в воздухе полоски вскоре становились красными и пустыми. Саймон моргал – здания исчезали, оставив на месте себя руины. Радостные враги принимались за щит.

Когда полоска над его головой теряла остатки красного, картина менялась. Саймон становился плоским и прыгал. Он прыгал и хватал развешенные по плоскому миру монетки, и снова прыгал, и это, казалось, все, что он может. Собранные им монетки звенели, дикая боль внутри его головы росла с каждой новой монеткой.

Саймон был плоским, никакого внутри не было, но боли было плевать.

Она заканчивалась прыжком в нарисованную пропасть, и Саймон приходил в себя у подножия цитадели. Пламя костра обжигало его ледяные руки. Проходившие мимо люди таскали муку и доски. Они обходили Саймона стороной, здоровались поспешно и громко, спешили убраться прочь и оставить его один на один с постоянным гулом в невозможно тяжелой голове.

А вскоре со стороны леса прибегали волки.

В отличие от всех остальных обитателей цитадели, Саймон от них не прятался. Волки добирались до него в одно мгновение и разрывали на части. Боль длилась всего секунду или две, не удавалось даже вздохнуть по старой привычке. Одного из волков, его шерсть была коричневатой и спутанной, Саймон всегда замечал среди прочих еще издалека. Этот волк раз от разу вгрызался в его плечо. Саймону удавалось поймать его взгляд до того, как зубы волка касались его бледной кожи.

А затем была темнота. Предсказать, где он окажется, когда она растает, Саймону не удавалось. Однажды это была крыша небоскреба, в другой раз – поле для морского боя. Случались горы и катакомбы, пустые улицы Лос-Анджелеса и даже клетчатые листы, где он мог выбирать: быть крестиком или ноликом.

Саймон выбирал хоть ненадолго выбраться прочь из этого безумия, но даже если у него получалось, он об этом сразу же забывал. Каждый раз все начиналось заново с унылого тупика.

Время оказалось удобно отсчитывать в мертвых курицах.

***

Джордан прекратил бессмысленные попытки растормошить Саймона и, поправив на голове нелепую темно-фиолетовую шляпу с ленточками, за полями которой он прятался, отправился варить кофе.

Он вернулся в квартиру вскоре после полуночи, это было двадцать три с половиной часа назад, и Саймон уже тогда спал. Саймон Льюис хотел быть нормальным, не было ничего странного в том, что он спит ночью. Джордан не стал его будить.

Утром был дождь и звонок с работы о том, что сегодня он свободен, чашечка кофе, одна замороженная крабовая палочка и тишина в комнате Саймона. Джордан поиграл в приставку, залил водой недавно появившейся у них под телевизором кактус, скачал какой-то новый сериал, но так и не включил его.

Зайдя в комнату к Саймону, он сказал ему что-то о том, что пора бы проснуться, что скучно, дождь, а у него есть пара бутылок свежей крови, и даже пнул матрас. Никакой реакции не последовало, но Джордан был слишком сонным, чтобы удивляться.

Он снова варил себе кофе, рылся в морозильной камере в поисках еще одной крабовой палочки и косился на лежащий у плиты телефон. Джордан набирал номер Майи чаще, чем кому-либо звонил. Время от времени он ловил себя на том, что думает неотправленными ей сообщениями и несостоявшимися звонками.

Пару дней назад к нему прицепилась мелодия, построенная на четырех аккордах, и он подбирал ей слова. Слово «безнадежно» показалось важным, и он, вытащив из домашних шорт карандаш, записал его на столешнице. Это было двенадцать часов назад.

После звонил Джейс и нес какую-то чушь про Институт и Клэри.

- Чувак, отвали, - сказал ему Джордан и повесил трубку.

Чашка с кофе опрокинулась, покатилась по столу и упала на пол. Тогда-то, сжимая виски и пытаясь избавиться от звона в голове, он вспомнил про вампирский слух Саймона и снова зашел к нему в комнату. Когда тот не откликнулся на призыв вытащить свою задницу из кровати, Джордан приблизился и тронул его за плечо.

Саймон не отреагировал.

Если бы он был человеком, нужно было искать пульс, проверять дыхание, делать какие-то понятные, обычные вещи, но Саймон был вампиром и, значит, и так уже был мертв. Джордан, тем не менее, откинул в сторону тонкий плед и пережал его запястье большим пальцем. Так и застыл, уставившись на дождь за окном, слушая свой собственный пульс и не ощущая чужого, а очнулся, когда электронные часы у матраса тихо возвестили о том, что настал полдень.

Тогда Джордан вернулся к плите и набрал Джейса. Тот не ответил.

***

Тысяча двадцать три мертвые курицы, подумал Саймон, вновь оказавшись в тупике. Он опять должен был выбирать, налево или направо, но если бы его спросили, он бы предпочел остаться там, где был.

Только никто его не спрашивал.

Он неуклюже повернулся на месте, бросил взгляд на стену за спиной. Вспомнилась придуманная Клэри вечность назад считалка про медведя и ягоды малины, и он стал водить перед собой зажатым в руках пистолетом, но остановился, когда дошел до строчки про убегающего из уютного леса медвежонка.

- Мы поссорились, - неожиданно вспомнил он. – Клэри и я, мы поссорились.

Пустынные улицы утонули во вспышке света, и Саймон оказался под бледно-голубой полусферой. У него было время подумать, пока гномы – если это вообще были гномы – ломали ратушу и добирались до его щита.

«Половина мертвой курицы, или даже треть, или меньше, - подумал Саймон, делая несколько шагов в сторону. – Боже, о чем это я?»

Он попытался припомнить их последнюю встречу. В памяти всплывало имя Изабель и приглушенный свет ночника в комнате Клэри. Они листали комиксы, лежа на ее узкой кровати, и все было в порядке, пока Саймон не сказал какую-то чушь. Он не мог вспомнить, что именно это было, не теперь, не здесь и не сейчас, но зато к нему вернулось другое воспоминание, связанное с Майей и запахом странной дынной жвачки. Воспоминание о том, как он целовался с Джорданом.

Щит обрушился сам, не дожидаясь гномов. Саймон подпрыгнул и сорвал висящую в воздухе монетку.

***

Джейс не ответил семь раз подряд, и Джордан кинул телефон на диван, чтобы не позвонить в восьмой. Он не знал, почему звонит Джейсу, в этом не было никакой логики и никакого смысла. Саймон не просыпался, но что Джейс мог с этим сделать?

В холодильнике нашлась банка кукурузы, и Джордан полностью посвятил себя ее вскрытию. Растопил последний кусочек сливочного масла на сковородке и вытряхнул туда всю кукурузу. Пока она грелась, ему удалось забыться.

Когда он попытался съесть то, что получилось, его живот скрутило. Усевшись на кухонном полу, он стал рассматривать шрамы на своих лодыжках и не услышал, как перезванивал Джейс. Это было девять часов назад.

А потом в дверь постучалась Клэри. Открывая ей, Джордан зацепился за слово «нежданно» и быстро написал его на дверном косяке.

- Мне нужно поговорить с Саймоном, - сказала она, застыв на пороге. – Он тут?

- Не то чтобы, - уклончиво ответил Джордан.

- Его труба выключена, я не могу дозвониться. Где он, не знаешь?

Джордан пожал плечами. Они смотрели друг другу в глаза, пока Клэри, наконец, не сделала шаг назад. Она знает, понял Джордан и поспешно закрыл дверь, и прислонился к ней спиной, почувствовав, что ноги не держат его, а руки, лицо и шея горят.

Виноват во всем, конечно, был Эрик, который решил, будто причина того, что в их отстойной группе все постоянно ругаются и ничего не могут сыграть без лажи, в том, что между Саймоном и Джорданом что-то есть. Смеялся над ними Эрик или говорил серьезно, они так и не узнали. Он ушел, а они остались.

Майя, которую Джордан любил, а Саймон дурачил, почти погибшая Марин, полторы драки и одна на двоих квартира – вот и все, что между ними было. Ну, может быть, еще тот кактус, который они поселили под телевизором, и бутылки с кровью, приносимые Джорданом раз в два дня.

Эрик был полным придурком.
***

Пропасть оказалась как-то неожиданно далеко, намного дальше, чем была прежде. Монетки звенели, Саймон прыгал, обдумывая случившееся с ним перед тем, как он впервые оказался в том переулке.

Последнее, что он помнил: вечеринка в доме Магнуса, куда он пришел вместе с Алеком. Он помнил, как они пробирались мимо танцующих, помнил улыбку Магнуса, когда тот заметил Алека, а дальше – дальше все было какое-то нечеткое и как будто неважное.

Важное было до.

Важное было тогда, когда Джордан заговорил с ним о Майе, а Саймон как-то невнятно ответил ему одним словом: «Изабель». И Джордан замолчал, они врубили одну из видеоигр, а Саймон подобрал с ковра джойстик.

Первое, что он произнес после долгого молчания, было о том, что Эрик просто спятил, и они тут же согласились, что он, конечно, идиот тот еще. Саймон сделал глоток крови, Джордан стал запихивать в фантик от шоколадного батончика жвачку.

Кактус смотрел на них с любопытством, словно бы ждал чего-то.

Джордан покрутил в руках телефон, набрал чей-то номер, но вызов так и не сделал.

Саймон тянулся к бутылке с кровью для нового глотка, Джордан что-то писал желтым карандашом на журнальном столике. Сталкиваться и целоваться было вовсе не обязательно. Они, в общем-то, и не сталкивались, всего лишь оказались чуть ближе друг к другу, чем раньше. Саймон бы не стал утверждать, будто знает, кто был инициатором. Во всем виноват Эрик, решил он.

Джордан вдруг поднялся и заявил, что ему срочно пора на работу.

- Забудем?

- Да, забудем.

Дверь за ним закрылась. Саймон, чуть подождав, набрал Клэри и спросил, можно ли к ней сегодня. По дороге купил комиксов, это он хорошо помнил, но разговор с Клэри по-прежнему не получалось собрать из нечетких обрывков.

А вскоре после того, как Саймон ушел от нее, позвонил Алек. Прокричал в трубку:

- Ну хоть ты пойдешь со мной на эту дурацкую вечеринку?

Саймон был уверен, что Алек ошибся номером. Когда он в следующий раз об этом задумался, то был уже в тупике.

***

Джордан бродил по квартире, заходил к Саймону и легко встряхивал его за плечо. Уходил на кухню, ничего не добившись, и варил кофе, чтобы после, не допив его, вылить в раковину. Иногда он натыкался на оставленные в неожиданных местах карандашные слова и удивлялся, к чему это они. Вспоминал.

Первое, которое он записал, находилось на журнальном столике. Джордан старался не подходить к нему близко.

Брошенный на диван телефон зажужжал, и когда Джордан отправился за ним, то наступил на разбитую чашку. Это случилось семь часов и пятнадцать минут назад. А когда он стал вытаскивать осколки из пятки, раздался звонок в дверь, который не стихал, пока Джордан не добрел до двери и не открыл ее. За ней на потрепанном коврике стоял Джейс в форме сумеречного охотника, в одном кулаке у него был зажат телефон, в другом – клинок.

- Во имя Ангела, что случилось? – спросил он, отталкивая Джордана в сторону и пробираясь в центр чужой гостиной. Его обувь оставляла мокрые следы на паркете, но Джейса это не волновало.

Джордан опустился на пол у входной двери и стал расцарапывать быстро заживающую на ноге кожу, под которой еще остались осколки.

Чашка была бледно-зеленая и оставалась у него с того времени, когда они с Майей встречались. Они брали яркие маркеры и что-нибудь рисовали на ней: звезды или пластинки, контуры людей, прыгающие по ступеням нотки. А после стирали нарисованное водой или пальцами.

Теперь этой чашки не было. Остались только осколки, липкие от сладкого кофе.

- Ты звонил, - напомнил Джейс, - что произошло?

Он подергал одну из диванных подушек за край, оглянулся по сторонам и усмехнулся:

- Что, не удержался и все-таки убил вампира?

Последний осколок, острый и треугольный, расцарапал Джордану сразу два пальца.

***

Пропасть все-таки появилась перед ним, прямоугольная и черная, плоские птицы кружили над ней и Саймон долго смотрел на их крылья, прежде чем сделать последний шаг. Он поднялся на ноги у затухающего костра, а вокруг лежали разодранные тела смутно знакомых людей. Они смотрели на него с укором и завистью. Засохшая кровь на их щеках притворялась улыбками.

Все они были мертвы. И Саймон тоже был мертв.

Но он шел прочь по темным камням, переступая через откусанные руки и оторванные ноги, и чувствовал, как колотится внутри застывшее навсегда сердце. Хорошо знакомый ему волк сидел у ворот. Заметив Саймона, он развернулся и убежал в лес. Саймон остался один в цитадели.

Яблоня, росшая сразу за воротами, наклонилась от ветра. Ее листья прошелестели голосом Клэри:

- Ты – что? Саймон, о нет, Саймон, ты опять? Да о чем ты только думаешь, хотела бы я знать.

- Да нет, - скрипнула решетка, - нет, ничего такого.

- С Майей и Изабель тоже так было, помнишь?

- Но это не то же самое! – возразил Саймон низко плывущим облакам. И потом растерянно добавил: - Я вообще не понимаю, что это. В смысле – ведь это же вообще ничего, но…

Непонятное «но» осталось невысказанным. Ветер исчез и облака растворились в солнечном свете, и Саймон уже не слышал, что говорила ему Клэри больше тысячи мертвых куриц назад. Он шел по грунтовой дороге, держа руки в карманах, притворяясь обычным человеком, но окружающий его мир смахивал на дешевую видеоигру, а происходящее никак не вписывалось в понятия Саймона о нормальности.

Волков видно не было.

***

Джейс попытался разбудить Саймона, но, как и ожидалось, потерпел неудачу. Джордан пощелкал выключателем и отправился заваривать чай. Кофе вдруг надоел.

- Почему ты до сих пор не обратился к Волкам-защитникам? - спросил Джейс после первого глотка. – Они приставили тебя к нему, ты же должен как-то отчитываться в случае внезапной необъяснимой смерти своего подопечного.

- Он не мертв, - твердо ответил Джордан.

- Я знаю, - сказал Джейс. – Но почему ты не связался с ними?

Джордан пожал плечами: он не знал. Зато теперь, когда Джейс сидел напротив и едва слышно звенел ложечкой о края своей чашки с чаем, понял, почему стал звонить именно ему. Ни Изабель и ни Клэри, ни Волкам-защитникам, ни кому-нибудь еще, а Джейсу, с которым, как замечал постоянно Саймон, они странно сдружились. В квартире перестало быть тихо и пусто, никто не паниковал, а Джордан мог спокойно сидеть и смотреть на дождь, на чай, на колючий кактус и кнопки своего телефона. Он мог, наконец-то, расслабиться.

- Так, - Джейс поднялся и подошел к окну. – Я знаю, что нам нужно.

- Что?

- Кто, - ответил Джейс и разблокировал телефон. Поднес трубку к уху и принялся ждать. – Алек, да, - сказал он несколько секунд спустя, - ты не мог бы привести своего парня к Саймону? Тут нужна его помощь.

Это было пять часов назад, когда дождь стал стихать, и до прихода Магнуса прошел еще час или полтора. Он снял новые черные туфли, как только оказался в квартире, перчатки с узорами и шейный платок убрал на полочку над крючками для курток, а свою громадную фиолетовую шляпу повесил на голову Джордана. Алек виновато развел руками, стянул кроссовки, и прошел в квартиру вслед за Магнусом.

Джордан открыл дверь в комнату Саймона и терпеливо ждал, пока Магнус щелкал пальцами и произносил непонятные фразы.

- Он спит, - произнес, наконец, Магнус. – Просто спит. Отвлекли нас зачем-то…

Алек покраснел. Это было два часа и двадцать минут назад.

***

Дорога привела его к дому, в котором он вырос, туда, где мама засыпала в кресле в гостиной, а он укрывал ее пледом, а на кухне его ждал ужин, настоящий, человеческий ужин. Саймон остановился у окна и прижался к стеклу нарисованной на лбу меткой. Мама во сне поправила плед.

Саймон постоял еще недолго и пошел дальше. Дорога впереди была бесконечна, от нее в стороны отходили другие, но все они вели в тупики. Саймон тащился вперед, не оглядываясь, и прикидывал, сколько времени, если считать его в мертвых курицах, прошло с тех пор, как он оказался на этой дороге. Курицы больше не умирали и он запутался.

- Я все понял, - говорил он встречающимся на пути камням, - все я давно понял.

Но ничего никуда не исчезало, и разные миры, знакомые и чужие, больше не сменяли друг друга. Саймон медленно шагал по грунтовой дороге, в левом кармане лежали спутанные наушники, а в правом – чеки из кафе, где они встречались с Изабель на прошлой неделе, заключая перемирие.

Перемирия не вышло. Изабель все еще злилась из-за Майи, хотя говорила, конечно, что все это ерунда, ведь они ни о чем таком не договаривались, так что какие проблемы. Но Изабель злилась, а Клэри говорила, что Саймону еще повезло, что не убивала.

- А теперь, - говорила Клэри, стоя на своей кровати в носках разных оттенков зеленого и сжимая в руках тоненькую книжечку еще пахнущих типографией комиксов, - а теперь ты целуешься с Кайлом. С Джорданом. Кто он там. Саймон!

- Просто Эрик придурок.

- Придурки вы, а не он!

- Все, мы забыли об этом, - отвечал ей Саймон, но почему-то не очень верил своим словам.

Нечесаный волк с серо-коричневой шерстью встречал его у одной из развилок и наклонял голову в знак приветствия. Саймон присел рядом с ним и попросил, чтобы тот избавил его от того, что здесь происходит. Волк сжал челюсти на его плече.

***

Магнус пил яблочный сок, Алек натягивал на костяшки пальцев рукава темно-серого свитера, а Джейс бил рекорды в боях без правил, развалившись на чужом диване, когда в дверь забарабанили. Джордан пошел открывать, вертя на языке очередное слово: «безумие». Шляпа Магнуса сползала ему на глаза и мешала видеть, но он не снимал ее.

За входной дверью стояла Клэри. Она задыхалась.

- Какого черта вообще! Джейс!

Она прошла рядом с диваном и легко стукнула Джейса по голове, пробормотав что-то про телефон, и направилась в комнату Саймона. Джейс вытащил из заднего кармана свой телефон и поспешно завершил исходящий вызов.

- Я же не звонил Изабель? – на всякий случай уточнил он, пролистав список вызовов. – Не звонил ведь?

Ответом ему была выбитая дверь и легкий смешок Магнуса. Джордан натянул на глаза шляпу, отражение в зеркале повторило за ним.

- Мой парень сутки не приходит в себя и никто даже не думает сообщить мне об этом? – спросила Изабель с порога.

- Парень? – удивились Джейс и Алек.

- Ну…парень, - неуверенно подтвердила она и повернулась к Магнусу: - Что с ним? Я почти ничего не поняла из ваших разговоров.

- Саймону не везет, - мягко ответил Магнус.

И когда Клэри вернулась в гостиную, он продолжил:

- Как раз перед тем, как уснуть, он был на моей вечеринке. Все мы знаем, чем закончилась для него прошлая, и эта, видимо, тоже…не совсем удалась. Я не рассчитывал поить своими коктейлями Светоча, знаете ли.

Магнус соприкоснулся пальцами левой руки с пальцами правой и бросил взгляд на притихшего Джордана:

- Тебе моя шляпа идет больше, чем мне.

Джордан кивнул и, вылив в раковину остывший чай, решил вновь сварить кофе. Клэри заметила так и не съеденную кукурузу на сковородке и тут же оказалась рядом.

- Ты соврал мне, когда я приходила, - сказала она шепотом. – Почему?

Джордан не ответил. Это было один час и сорок минут назад.

***

Саймон почувствовал, как кто-то трясет его за плечо. В том месте, где он оказался, было темно и как-то сыро, пахло духами, потом, кофе и яблоками, дождем и городом. А еще его комнатой. Он лежал, не в силах пошевелиться, а кто-то тихо шептал ему, чтобы он, наконец, проснулся.

Ему хотелось есть, хотелось крови, и рука почти потянулась к сидящему рядом с ним человеку. Но сил было так мало, что он не справился с тем, чтобы разогнуть пальцы. А человек ушел, не закрыв за собой дверь, и Саймон мог лежать и слушать голоса друзей.

- Я попытался, - возражал кому-то Магнус, - но ничего не получилось. Он должен прийти в себя сам, магия тут бессильна.

- Зачем тут повсюду слова? – спрашивал Алек.

- Люк, я…нет, скажи маме…мама, я сейчас не приду. Я не приду, пока Саймон не проснется. Не приду.

- Кто-то еще будет кофе?

Саймон медленно оживал, и это было очень странное чувство, потому что он по-прежнему был мертв и по-прежнему в тупике. Он видел очертания комнаты, видел, как число минут на электронных часах постоянно меняется, и время стало чем-то более осязаемым, чем прежде, но никакой разницы, никакой реальной разницы с тем, что творилось с ним где-то там, в бесконечном лабиринте, в общем-то, не было.

Он шевелил пальцами и подслушивал чужие разговоры, которые то затихали, то возобновлялись вновь, кто-то заходил к нему время от времени и торопил проснуться.

- Что же это такое? – спросил Джордан, он заслонял собой часы и легко встряхивал Саймона за плечо. Вытащив телефон из кармана шорт, он быстро набрал номер, прижал трубку к губам, но после убрал обратно. – Ты бы уже давно ей позвонил, так ведь? Конечно, так. Ладно.

Джордан ушел, и вскоре оцепенение окончательно сползло с Саймона. Он поднялся с матраса и, отыскав тапочки, медленно подошел к ведущей в гостиную двери. Там, за ней, Клэри, забравшись на высокую столешницу, рисовала Магнуса, сидящая рядом на полу Изабель грызла один из своих длинных черных ногтей. Алек ходил с тетрадкой и переписывал в нее слова со всех поверхностей, а Джейс клинком ковырялся в разобранном джойстике. Джордан, спрятавшись за фиолетовой шляпой с цветными ленточками и огромными полями, пил кофе.

Саймон открыл дверь, и все уставились на него.

- У меня много вопросов, - сказал он, обводя их все еще немного сонным взглядом и останавливаясь на Джордане, - но, ради всего святого, что ты на голову нацепил?

Магнус щелкнул пальцами. Шляпа пропала с головы Джордана.

- Это моя шляпа. Моя чудесная шляпа, - сказал он, а Алек спрятал лицо в тетради.

Изабель вскочила и бросилась обнимать Саймона.

***

Они остались вдвоем каких-то десять или двадцать минут спустя. Сидели на диване, как тогда, чуть больше суток назад. Джордан жевал ту же самую жвачку, а Саймон так же делал большие глотки чуть прохладной крови.

- Дай телефон, - неожиданно сказал Саймон. – Ну, не съем я его. Я не ем телефоны.

- Зачем тебе?

- Узнаешь.

Саймон вытащил телефон из его сжатых пальцев под настороженным взглядом кактуса, и стал рыться в телефонной книге. Затем нажал зеленую кнопку и поднес трубку к уху.

- Кому ты звонишь? – спросил Джордан. – Эй, отдай. Льюис!

- Майя? – увернувшись от него, спросил Саймон. – Ага. Нет. Нет. Я болван, разумеется, но дело не во мне. Да ну. Я думаю, вам надо поговорить.

И Саймон передал трубку Джордану.

- Что? – зашептал он. – Что я ей скажу?

Саймон стал кривляться, поднимать руки к люстре и прижимать их к груди. Майя в трубке нетерпеливо спросила «ну и?», и Джордан, чувствуя на плече ладонь Саймона, пробормотал ей в ответ «привет?».

- К черту тупики, - неопределенно проговорил Саймон, когда Джордан повесил трубку двадцать одну минуту спустя.

- Спасибо.

Саймон делал новый глоток, Джордан добавлял на журнальном столике слово «друг». Сталкиваться и целоваться было вовсе необязательно. Они и не целовались. Просто столкнулись, оказавшись друг к другу немного ближе.

~fin~

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке № 11

[Shadowhunters Chronicles]

Изабель Лайтвуд/Майя Робертс. "Нас бросил один и тот же парень, тебе не кажется, что это хороший повод?"

ЭНДШПИЛЬ (джен, фемслэш)

Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Пейринг: Изабель Лайтвуд/Майя Робертс
Рейтинг: R
Жанр: повседневность
Размер: мини (1670 слов)
Статус: закончен
Саммари: Эндшпиль (от нем. Endspiel — «конец игры») — заключительная часть шахматной партии. Провести границу, отделяющую середину игры от эндшпиля, возможно не всегда. Обычно игра переходит в эндшпиль, когда разменяно большинство фигур и нет характерных для середины игры угроз королям).
Дисклеймер: Не посягаю.
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 11 «Изабель Лайтвуд/Майя Робертс. "Нас бросил один и тот же парень, тебе не кажется, что это хороший повод?"»
Предупреждения: ООС, спойлеры к третьей книге, промежуточный Саймон такой промжуточный.

— Ты в рок-группе?
— Да, мы ужасные. Приходи, а?
Скотт Пилигрим против всех

Изабель впервые видит Майю и теряется в чувствах. Изабель привыкла с первого раза определять, что чувствует к людям, видеть их насквозь и решать, как вести себя с ними.

Изабель заранее просчитывает ходы. В её голове тысячи несыгранных шахматных партий. Она замирает у входа в гараж, где будет репетировать Саймон с группой. Обычно к этому моменту у Изабель продуманы пять первых реплик для разговора с незнакомцем, около трех случайных-неслучайных жестов.

Изабель всегда точно знает, что делать дальше.

Изабель нравится азарт. Она понятия не имеет, что она будет говорить Майе, что делать.

У Майи тёмные глаза и кудрявые волосы, заплетенные в сотни косичек.

Она внимательно смотрит на Саймона, водя пальцами по стакану с водой, собирая ладошкой капли.

У Майи не тот тип внешности, который обычно привлекает Изабель. Изабель кажутся красивыми женщины более утонченные, благородные, бледнокожие. Похожие на саму Изабель, наверное.

Майя больше похожа на добродушную темнокожую соседку из старого фильма.

— Привет, — говорит Майя.

— Добрый вечер.

Изабель не имеет ни малейшего чёртового понятия, что нужно говорить девушке, которая потенциально хочет отбить парня, который нравится ей. Изабель абсолютно не понимает, что стоит говорить Майе — это одновременно захватывает и пугает.

— Присаживайся, — улыбается Майя, предлагая Изабель стул. Изабель чувствует себя по-дурацки в десятой степени.

Саймон улыбается ей с импровизированной сцены, и Изабель чуть расслабляется.

— Ты ведь тоже думаешь, что они — отстой, да? — спрашивает Изабель, пытаясь изобразить что-то вроде своей обольстительной улыбки.

Майя снова улыбается (она слишком часто улыбается), качая головой.

— А что насчет всей этой фигни с постоянно меняющимися названиями? Они говорят, что не могут найти свой стиль, но, на самом деле, это выглядит так, будто они пытаются найти одно из самых нелепых названий для рок-группы на планете.

— И просто перебирают названия в ожидании подходящего, — добавляет Изабель.

— Точно, — смеется Майя. — Точно.

Изабель складывает салфетку пополам, а затем ещё несколько раз по сгибу.

— Наверное, я пойду домой, — говорит Изабель. — Передай Саймону мой привет.

— Конечно, — говорит Майя. — Увидимся.

На самом деле, Изабель надеется, что в ближайшее время — нет, но кивает и посылает Саймону воздушный поцелуй на прощание.

*

В следующий раз Изабель сталкивается с Майей в кафе, где обычно собирается вся нежить города.

Изабель вообще не нравятся девушки. Во-первых, они пытаются отбить у неё парней. Во-вторых, временами они бывают слишком красивыми не для их же блага. В-третьих, Изабель вообще мало кто нравится, если не разделять людей по гендерному признаку.

Изабель пытается скрыться за колонной и слиться со стеной, когда Майя замечает её и махает ей рукой в знак приветствия.

Изабель притворяется колонной.

Майя не понимает и продолжает махать.

— Слушай, — начинает Изабель, подходя к столику Майи, — на самом деле…

— Насрать, — говорит Майя. — Я просто пыталась быть вежливой. Быть вежливой — это поздороваться и продолжить заниматься своими делами. Выбрасываться из окна, резать вены карандашами или чем там вы, сумеречные охотники, занимаетесь в свободное от убивания демонов и страданий время.

— Мы не режем вены карандашами. Да никто не режет вены карандашами. Это глупо. Что ты несёшь вообще? — Изабель пытается возмутиться, но она всё ещё не имеет понятия, что говорить.

— Неважно, — говорит Майя. — Вообще неважно.

Изабель открывает рот, чтобы возмутиться, но не знает, чему именно возмутиться в первую очередь.

— У тебя же не приступ или что-нибудь в этом роде? — спрашивает Майя. — Воды? Патронуса? Шоколада?

— Немного здравого смысла в нашу беседу было бы кстати, — говорит Изабель. Изабель подкалывают — ей это не нравится.

Майя улыбается. У Майи на щеках ямочки, и это совсем некстати умиляет Изабель.

— Увидимся, — говорит Майя.

— Надеюсь — нет, — бормочет Изабель.

Майя улыбается. Как только Майя подходит к двери, у Изабель назревает тысяча отличных остроумных ответов. Она уже готовится позвать Майю и сказать ей что-нибудь ядовито-смешное, но в попытке опереться на столешницу она промахивается и практически падает на пол.

— Иди к чёрту, — говорит Изабель столешнице, пока за Майей медленно захлопывается дверь, — предательница.

Столешница, к сожалению, остаётся на месте.

*

Крутые Кексы как раз затягивают одну из своих очередных унылых песен, когда к Изабель подсаживается Майя.

— Ты прямо как Тайлер моего Рассказчика, — шепчет Майя. — Вот просто нигде от тебя прохода нет.

— Прости, что? — спрашивает Изабель.

Большую часть времени Изабель не понимает, что говорит Майя, что она от неё хочет и почему она вообще здесь.

— Ничего, — говорит Майя.

— Каждый раз, когда я спрашиваю, что ты имела в виду, ты говоришь: «Ничего». Почему?

У Майи тёмные глаза.

— Не люблю повторять, — пожимает плечами Майя. — К тому же, у тебя забавный вид, когда тебе отказывают. Ты сразу становишься похожа на ребенка, у которого отобрали конфету.

Изабель ненавидит, когда ей отказывают, но это не совсем относится к теме.

— Слышала про твоего брата, — говорит Майя. — Мне очень жаль.

— Ты слишком быстро перескакиваешь с темы на тему. Ты под наркотой или страдаешь от рассеянного внимания?

Саймон подмигивает Изабель со сцены (или он подмигивает Майе?), и Изабель только вяло улыбается в ответ.

— Просто на всякий случай, — шепчет Майя, наклоняясь к Изабель, — я не хочу с тобой драться.

— У меня есть хлыст, — приподнимает бровь Изабель.

— Что либо говорит о твоей склонности к доминированию, либо о неудовлетворённых сексуальных желаниях. Фрейд бы сошёл с ума.

Изабель, честно говоря, не знает, что следует отвечать в таких случаях.

Шахматная партия в её голове только что превратилась в хаос: соперник раскидал фигуры по комнате, начал бегать по стеклу, а потом закричал и разрыдался в углу. Изабель осталась стоять и смотреть.

— А ты берешь с собой хлыст, когда идёшь на свидание? — спрашивает Майя.

— Только для плохих мальчиков, — говорит Изабель по инерции.

— А для плохих девочек у тебя что? — улыбается Майя.

— Холодная вода и железная дева.

Саймон на сцене волнуется и временами лажает. Изабель немного забавляет, как он пытается ей понравиться. Изабель не любит Саймона, но любит то, как он любит её.
Изабель впервые не хочет вообще ничего. Всё становится таким безумным у нее на глазах, ее мысли смешиваются, и она просто ненавидит, когда всё идёт не так, как ей хотелось бы. Изабель всегда знает, что нужно делать и что говорить, но Майя улыбается и путает все карты своим напускным идиотизмом.

— Потанцуешь со мной? — спрашивает Майя.

— Никогда, — говорит Изабель. — Переживешь?

— Надеюсь, — улыбается Майя.

Изабель не привыкла заботиться о состоянии своих жертв. Уж точно не в её духе смотреть, остались ли они живы.

В её духе сначала задушить их хлыстом, затем на всякий случай перерезать сонную артерию, а после сжечь тело. И самолично втоптать прах в ближайший газон.

— Увидимся, — говорит Майя, когда Изабель уходит.

Между лопаток у Изабель родинка. Она держит спину ровнее любого меча, крепче любой стали.

— Эй, — окликает её Майя, — ты не сказала, что не хочешь меня больше видеть.

Изабель пожимает плечами. Она не хочет. Определенно.

— Увидимся, — говорит Изабель.

Вопрос «Какого чёрта я делаю?» остается на повестке дня у Изабель ещё неделю и пятнадцать часов после.

*

Изабель разорвана на куски и разбросана по всей планете. По крайней мере, ей так кажется.

На очередной репетиции группы Саймона, сменившей ещё несколько идиотских названий, они играют какую-то чрезвычайно унылую песню, и у Изабель стоит ком в горле.

— Мне очень жаль, — говорит Майя.

— Я в порядке. Я буду в порядке. Я всегда в порядке, — отвечает Изабель, встряхивая волосами. Браслеты на её руках звенят, сталкиваясь друг с другом, переливаются на солнце и мерцают.

Белое платье на Изабель кажется насмешкой всему миру и паре звёзд вдобавок. Изабель хочет обратно свои кожаные штаны, младшего брата и чтобы всё было нормально.

— Конечно, — говорит Майя.

— И не смей жалеть меня. Сотри этот жалостливый взгляд со своего лица и не смей подходить ко мне даже с его упоминанием, иначе я разобью твою голову о ближайшую стену, какую только найду, а после соберу твою кровь в пробирку и оставлю её в своей коллекции.

— Я не собиралась жалеть тебя, — качает головой Майя.

У Изабель в крови виски и литры слёз.

— Потанцуешь со мной? — спрашивает Изабель. — Эта песня отвратительна.

— Конечно.

Изабель щекой прижимается к затылку Майи, обнимая её за плечи, и Майя цепляется за её талию, как за последний шанс на спасение.

— Знаешь, нас бросил один и тот же парень. Кажется, это отличный шанс подружиться, — говорит Изабель.

— Мы сможем сплетничать про него, пока он пытается выбрать, — смеётся Майя её в плечо.

— Иногда мне кажется, что жизнь похожа на шахматную партию. И я гениально играю, клянусь Ангелом. Просто гениально. Но когда просчитываешь игру на много ходов вперед, думаешь, что знаешь противника, в любой момент он может сделать не тот ход, который ты ожидал. И тогда всё летит к чёрту. Всё летит к чёрту. Что бы ты ни делала, как бы ни пыталась спастись или спасти, всё просто летит к чёрту, и ты летишь заодно, — шепчет Изабель. — Почему просто не может перестать быть больно?

Майя останавливается, приподнимаясь на цыпочки. У Майи тысячи косичек и тёмные глаза.

— Это называется «эндшпиль», Изабель. Заключительная часть. Конец игры. «Здравствуй и прощай».

— Слон против коня, — улыбается Изабель.

— И преимущество всегда на стороне коня. Почти всегда.

Изабель обнимает Майю, и она расслабляется в её руках.

— Максу бы понравилась эта песня, — говорит Изабель. — Она просто ужасна. Он был бы в восторге.

Майя вытирает слёзы Изабель, и группа Саймона всё ещё играет.

— Обещай со мной не драться, — говорит Майя. — И не убивай меня за то, что я видела тебя в таком виде.

— Никогда, — говорит Изабель.

Майя кивает и целует Изабель в щёку.

Майя провожает Изабель до Института, ведя за руку, и говорит:

— Ты всё сможешь. У тебя есть хлыст и твоя семья.

И говорит:

— Увидимся.

И Изабель кивает.

— Да, — говорит Изабель. — Поцелуй меня на прощанье.

— Не могу, нам ещё нужно сражаться за Саймона и всё такое.

Майя улыбается, и Изабель впервые за неделю улыбается кому-то в ответ.

— Тогда поцелуй меня, а потом мы начнём сражаться за Саймона.

Майя целует Изабель в левую щеку, на мгновение касаясь губами, и шепчет:

— Здравствуй и прощай, Изабель.

Изабель закрывает глаза на тысячу часов вперед, а когда открывает, ей кажется, что Майя всё ещё стоит за её спиной.

*~*

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке №14

[Shadowhunters Chronicles]

Сесиль Эрондейл/Габриэль Лайтвуд. Рим, Италия. Свадебное путешествие.

КЛАН (гет)

Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Пейринг: Сесиль Эрондейл/ Габриэль Лайтвуд
Рейтинг: PG
Жанр: приключения, драма
Размер: миди
Статус: закончен
Саммари: "Семья — взаимное несение тягот и школа жертвенности". Николай Александрович Бердяев
Дисклеймер: не мое
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 14. Сесиль Эрондейл/Габриэль Лайтвуд. Рим, Италия. Свадебное путешествие
Предупреждения: смерть персонажа, АУ.

Священник произносит последние слова обряда, Габриэль заканчивает последний виток соединяющей руны, и Сесилия умирает от боли.
Мучительно медленно огонь прожигает путь сквозь кожу, мышцы, кости. Мучительно медленно огонь смешивается с кровью и доходит до сердца.
Бам!
Колокола храма надрываются.
Бам!
Сердце заходится бешеным стуком, увеличивается так, что Сесилия чувствует его в горле — тяжелое, жгучее. Она чувствует, что там, на сердце, кто-то рисует острым пером или вырезает ножиком руку верности. Завиток, прямая, острый угол и снова завиток. Сесилия повторяет рисунок руны на коже Габриэля.
Габриэль рвано выдыхает, когда она отнимает стило.
Сердце болит, но Сеси знает, что это от любви. Теперь она Лайтвуд, и на двоих у них одно сердце.
1.
Уильям обнимает Тессу за плечи и держит руку на ее уже заметном животе. Габриэль закатывает глаза, Сесилия просто сдерживает рвотные позывы: на ее брата это не похоже, это вообще ни на что не похоже, если честно.
- И куда вы отправитесь? - начинает Тесса, прищуриваясь и бросая на Сесилию взгляды превосходства. Габриэль опирается локтем на подлокотник и кладет подбородок на кулак. Пламя камина пляшет в его карих глазах, отблесками ложится на кожу. Сесилия стоит сзади, ее руки покоятся у него на плечах. Сеси чувствует его дыхание, покалывания мыслей и раздражения.
- Это не ваше дело, мисс Грей, ох, простите, миссис Эрондейл. Смотрите за собой, - Габриэль выплевывает эти слова, и Сесилия чувствует разрастающуюся внутри гордость. И любовь. Такую же горячую, как и огонь связующей руны.
Они с Габриэлем не парабатай, они — большее. Единое целое.
Тесса краснеет, Уилл подается вперед.
- Не смей разговаривать так с моей женой, Лайтвуд, - шипит Уилл, атмосфера в библиотеке накаляется, но Сеси не чувствует никакого беспокойства просто потому, что знает: она успеет вмешаться и все остановить.
Можно начинать сейчас.
- Тесса, - ее голосом можно резать металлы. Льды, по сравнению с ним, пылающие головешки, - на твоем месте я бы ушла прямо сейчас. Немедленно.
Эрондейл вскидывает голову и кривит губы в усмешке:
- Я? С чего бы это?
- Потому что, - в руку Сесилии скользнул электрумный хлыст. Щелчок. - Тебе здесь не место.
Уилл удивленно смотрит на нее, даже не пытаясь подобрать ядовитых слов.
В синих глазах его сестры столько ненависти и желания защитить Габриэля, что можно уже сейчас бежать и спасаться.
Еще щелчок. Габриэль стряхивает пепел сигары в камин.
2.
- Ты ведешь себя очень вызывающе, дорогая, - говорит Габриэль, проводя гребнем по тяжелым волосам супруги.
Сесилия вздыхает и поправляет завязки домашнего халата.
- Я веду себя так, как считаю нужным.
- Знаю, - Габриэль кладет гребень на ночной столик и становится перед Сесилией на колени. Теперь его глаза наравне с ее, и он может видеть все, что там прячется. - Но это же вовсе не повод размахивать хлыстом направо и налево, верно?
- Все, что может быть для тебя опасным, - повод.
У Габриэля дыхание от такой Сесилии перехватывает. От ее гордости, серьезности и жертвенности. От нее самой.
- Ты же знаешь, что я сделаю для тебя все, но я же не бегаю с хлыстом наперевес.
Сесилия наклоняется к нему, оглаживает ладонями его плечи, медленно расстегивает пуговицы рубашки.
- Это все потому, - ее дыхание обжигает шею, наверняка оставляя ожоги, - что у тебя нет хлыста.
Сердце Габриэля бухает в голове.
3.
Шарлотта помешивает маленькой ложечкой черный кофе и смотрит в одну точку. Под глазами у нее залегли такие круги, что ими можно укрывать, как одеялом.
На часах пять утра.
Заспанная Сесилия, в толстом мужском халате, мужских тапочках и с растрепанными волосами, вползает в кухню и зевает.
- Доброе утро, - Шарлотта с тихим звоном кладет ложечку на блюдце. Сесилия оборачивается и поплотнее запахивает халат.
- Доброе. Как спалось?
Шарлотта хмыкает и поднимается со стула: маленькая, похожая на взъерошенную и вымокшую птичку, уязвимая настолько, что не верится, что она - Консул. Она делает шаг к Сесилии и останавливается рядом.
Сесилия чувствует режущее неодобрение.
- Не нужно вести себя так в моем доме, - Шарлотта надавливает на "моем", поправляет платье и выпархивает из комнаты.
Сесилия задумчиво прокручивает на пальце обручальное кольцо.
4.
В библиотеке тесно, душно и напряженно. Кажется, что между присутствующими проскальзывают крошечные молнии и вот-вот грянет гром. Сесилия входит в помещение вслед за мужем и сразу же прикидывает расстановку сил.
Все разбиты на небольшие группки, между которыми с ловкостью прирожденного дипломата лавирует маг Магнус Бейн. Итак, Уилл и Тесса устроились у камина. Уильям хищно осматривает зал в поисках жертвы. Ее он принципиально пропускает, одаривая многообещающим взглядом Габриэля, который вежливо кивает в ответ и берет Сесилию под локоть:
- Идем, еще не время.
Сеси понимающе наклоняет голову и бросает оценивающий взгляд на остальных.
Бранвеллы расположились за столом. Опасно бледная Шарлотта сидит лицом к распахнутому окну и тяжело дышит. Генри стоит рядом со стаканом воды в руках и платком в кармане. Он что-то мягко ей втолковывает, но эта упрямица отрицательно мотает головой и сжимает подлокотники кресла.
Габриэль примкнул к брату и его супруге. Что, в общем-то, совсем неудивительно. Лайтвуды всегда заодно. Против кого-то одного или против всего мира. Лайтвуды - это больше, чем семья, это - клан. И если ты часть системы, ты сделаешь все, ради ее функционирования.
Софи, бывшая горничная, стоит за курящим Гидеоном и листает Кодекс Сумеречных Охотников. На ней тяжелое синее платье, а за пояс заткнут кинжал. Выбитые на ручке руны опасно переливаются в свете керосиновых ламп.
Сделай все ради семьи.
Сесилия почувствовала, как электрумный хлыст обвивает запястье правой руки. Она натягивает рукава платья до самых пальцев и ловит понимающий взгляд Софи.
"Все ради семьи, помнишь, Сесилия", - говорит он, и Сесилия согласно улыбается.
Конечно же.
Она подходит к мужу, втолковывающему что-то брату. Габриэль закатывает рукава белой рубашки и тянется за сигарой.
- Каков расклад? - Габриэль прикуривает, затягивается и выдыхает дым в окно. Тот клубится, переливается в лунном свете и только затем растворяется.
Гидеон тушит окурок о каменную кладку и приваливается спиной к стене. Его голос звучит вымотанно, устало и раздраженно:
- Если честно, то все очень плохо. Акции упали почти на десять процентов, а это, сам понимаешь, очень нехорошо. В анклаве что-то мутят с денежными переводами, в Идрисе проходят спекуляции мирянской валютой. Софи говорит, что среди нежити ходят нехорошие слухи. Мне все это совсем не нравится. Софи, расскажи им.
- Нечего рассказывать. Вампиры осведомлены об играх на бирже и идут туда. Оборотням на это плевать, но только до тех пор, пока всем этим не заинтересуется Вулси Скотт. А он, уж можете мне поверить, - в глазах милой, доброй и отзывчивой Софи вспыхивают опасные огоньки, предупреждающие, что еще немного и спастись будет невозможно, - узнает очень скоро. Учитывая тот факт, что об этом всем знает Магнус Бейн.
Габриэль прокручивает на пальце обручальное кольцо и отрешенно сморит в окно. Сесилия прекрасно знала это состояние - состояние бешеного полета мысли, ее лихорадочной работы. Сеси с удовольствием отмечает, что привычка крутить украшение, у них одна на двоих. Как у Софи и Гидеона - перекатывать монетку по костяшкам.
- Что будем делать?
Гидеон трет покрасневшие от недосыпания глаза и пожимает плечами. Софи цепким взглядом оценивает изменения в обстановке.
Сесилии в который раз кажется, что женщины Лайтвудов выполняют роль прикрытия. Мужчины воюют, женщины держат тылы.
- Сеси, а что ты скажешь? - голос Габриэля выдергивает девушку из задумчивости. Она вздрагивает и оборачивается, чтобы ответить, но не успевает.
Генри ударяет в гонг, и повисает тягучая, нервирующая тишина. Шарлотта тяжело поднимается с кресла, сглатывает и опирается руками на стол.
- Леди и джентльмены, - ее тихий голос заглушает даже отзвуки гонга. Он шелестит, как морские волны, и сулит разрушительные бури. - У нас с вами поистине огромные неприятности.
Кто-то судорожно выдохнул. Наверное, Татьяна.
Первым голос подал Уильям. Этого можно было ожидать, но Сесилия все еще надеялась на его благоразумие. Хотя бы ради Тессы и их будущего ребенка, но о какой осторожности может идти разговор, если в дело вмешивается Уилл?
Шарлотта мрачно усмехается, и Сесилия непроизвольно сжимает руку Габриэля.
"Не нужно вести себя так в моем доме".
- Пропало Копье Судьбы.
Слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Тишина взорвалась криками возмущения и пожеланий ворам скорой смерти.
- Не может быть!
- Кто украл?
- Что теперь делать?
Разноголосый гомон оглушает, и Сесилия чувствует, что гром приближается. В воздухе ощутимо запахло озоном.
- Но мы знаем, где оно, - Шарлотта устало трет веки и сглатывает. Генри подходит ближе, стакан воды уже наготове.
- И где же? - снова Уилл. Сеси вздыхает и подвигается к Габриэлю. Она спиной чувствует его поднимающуюся грудь, и так ей спокойней.
Пусть Софи будет тылом, а она Эрондейл, она будет щитом, принимающим удары.
- В Италии. Рим. И поедут туда Габриэль и Сесилия Лайтвуды. Это не обсуждается.
Кто-то облегченно выдыхает. Наверное, Татьяна.
5.
Уилл хватает ее за руку и бросает к противоположной стене. Она больно ударяется спиной, но не издает ни звука. За нее это делает хлыст.
Звонкий щелчок заставляет Уильяма отшатнуться и схватиться за клинок Серафима.
- Сесилия, не вынуждай меня.
- Не командуй мной, Уильям. Я поеду и точка. Я буду с Гидеоном везде, куда бы его ни занесла жизнь. Как и ты с Тессой, поэтому не смей меня осуждать!
Гнев Сесилии ищет выход, вырывается рваным дыханием, подрагиванием рук и красными пятнами на лице.
Гнев Уилла точно такой же.
Брат и сестра слишком похожи, чтобы найти общий язык. Одни идеалы, одни убеждения и разные объекты применения.
Близкие враги - вот они кто. Они знают друг о друге все: слабости, сильные стороны, пристрастия. Знаю, но не применяют просто потому что нет смысла.
- Там опасно, Сеси.
- Везде опасно, Уилл.
Красный рубин на шее вспыхивает кровавым пламенем, и Уильям отчаянно надеется, что хоть камень спасет его сестру от того ада, куда она добровольно отправляется.
6.
- Забавно, - Магнус наматывает вокруг шеи толстый шерстяной шарф канареечно-желтого цвета. Злой ветер треплет его волосы и пляшущие вокруг него синие огоньки.
- И что же забавное ты увидел во всем этом? - Сесилия зло бросает слова на ветер, в ветер, уносящий их прочь. От жуткого свиста закладывает уши, но это такая мелочь по сравнению с сыростью, забирающейся под несколько слоев одежды.
- Вы с супругом насильно отправляетесь в свадебное путешествие в Рим - город истории и пепла.
- Если ты считаешь это смешным, то чувство юмора у тебя поистине нелепое.
Магнус добродушно фыркает и натягивает шляпу поглубже:
- Милая моя, мне столько людей об этом говорило, что ты себе такого количества даже представить не можешь. Кстати, тот маг, к которому вы отправляетесь, тоже считает мое чувство юмора неудачным, так что, думаю, вы сможете найти общий язык.
Позади Сесилии послышался смешок, и она оборачивается, чтобы посмотреть. Габриэль, закутанный в теплое пальто и больше напоминающий маленького ребенка или пингвина, даже в таком виде умудрился выглядеть представительно. В правой руке он держал лук, колчан - за спиной, а над головой виднеются кончики кроваво-красного оперения. Сесили узнала эти стрелы - их острия пропитаны ядом, действующим на демонов безотказно. Ей уже приходилось созерцать их действие: демонов просто разрывает изнутри. Внутренности и ихор - вот и все, что от них остается.
- Итак, вы готовы? - Магнус улыбается, а огоньки вокруг него начинают новый танец. Даже ветер затихает.
Габриэль кивает головой и становится перед Сесилией. Ей хочется прижаться к нему, снова почувствовать успокаивающее и размеренное биение его сердца, но она прекрасно знает, что не сейчас. Хлыст холодит кожу предплечья, и собственное сердце Сесилии заходится стуком. По спине ползут липкие мурашки, но сейчас не время бояться. Она даст волю своим страхам потом, когда они вернутся домой. Она сядет на колени к Габриэлю, обнимет его за шею и расскажет, обо всем расскажет.
А пока что нельзя. Она должна быть сильной. Щит не дрожит.
Маг нараспев читает заклинания, и его мягкий урчащий голос набирает силу. Раскаты грома звучат в странных и режущих слух словах. Нарисованный на земле круг загорается, руны вокруг вспыхивают лиловым и черным. С пальцев Магнуса срываются искры, и Сесилия чувствует, как на голове шевелятся волосы.
Наконец руны гаснут, а в круге образуется черная вращающаяся дыра.
Магнус делает приглашающий жест рукой, Габриэль делает шаг вперед:
- А эта штуковина работает?
Бейн пожимает плечами и усмехается:
- По идее, да. Если тебя не разорвет, будем считать, что эксперимент прошел успешно.
Кровь Сесилии застывает, и она хватает Габриэля за локоть.
- Нет, - шипит она улыбающемуся мужу. - Либо идем вдвоем, либо никак. Мы связаны одной руной, если ты забыл.
В воздухе повисают невысказанное: "Если с тобой то-то случится, я не перенесу".
Габриэль берет ее руку в свою, поправляет ремни колчана, благодарно кивает магу, и они делают шаг во тьму.
7.
Вращающийся мрак встречает распростертыми объятиями, крохотными иголками, космическими масштабами. Время растягивается и сужается.
Сесилия цепляется за Габриэля, не давая центробежной силе их растянуть. Ни за что. Никогда. И ни в какой вселенной они не будут по отдельности. Это Сесилия решила еще в тот момент, когда связующая руна выжгла на сердце свои узоры.
Все заканчивается так же внезапно, как и началось.
Габриэль вывалился из воронки на желтую брусчатку, сверху на него навалилась его жена.
- Ну надо же, работает! - воскликнул кто-то, Габриэль поднимает взгляд и утыкается в запыленные черные туфли. - Синьора Лайтвуд, рад вас видеть, - говорит этот кто-то, и Сесилия поднимается и протягивает руку мужу.
- Ты цела? - первым делом спрашивает Габриэль, прижимая руку Сесилии к своей щеке. Они работают в одной команде не первый раз, на счету у них уже далеко не один рейд, но Габриэль все так же, как и впервые, борется с желанием спрятать свою жену где-нибудь в самой высокой башне, чтобы никто ее не видел, чтобы ничего ей не угрожало. Но Сесилия против. Ей проще отрубить себе руку, чем оставить Габриэля одного.
Софи вешает Гидеону на шею крестик и желает удачи. Софи будет ждать Гидеона ровно столько, сколько понадобится. Сесилия вешает крестик на шею себе и никому не желает удачи. Сесилия не будет ждать Габриэля, Сесилия будет убивать за него и не иначе.
- Я в порядке. Ты очень мягкий.
- Ну еще бы, в таком-то количестве одежды... - слова Габриэля обещают бьющееся в ушах сердце, хриплые стоны и явно бессонную ночь.
Сесилия рвано выдыхает и пытается унять дрожь в коленях.
За спиной вежливо покашливают.
Габриэль отстраняется от жены и оборачивается лицом к встретившему их. Зеленокожий маг поигрывает тростью и доброжелательно улыбается. На белых брюках осела пыль, но белая рубашка с черным галстуком-бабочкой почти сияет на солнце. Черный пиджак висит на сгибе локтя.
- Маг Рагнор Фелл. Приятно познакомиться и добро пожаловать, - он разводит руками, - в Италию!
8.
Дом Рагнора оказался непозволительно маленьким для такого мага. Всего лишь два этажа, пять комнат, забитых всем, что только можно себе представить. Лайтвуды устроились на втором этаже, в комнате с видом на Тибр.
Но сейчас они сидели в гостиной. Рагнор развалился на диване, забросив ноги на журнальный столик. Он пьет черный кофе и рассматривает своих гостей.
Габриэль располагается напротив, мокрые после душа волосы лежат в беспорядке. Рядом с ним - Сесилия.
- Расскажите нам, Рагнор, что вы знаете? - Габриэль снова крутит на пальце кольцо, взглядом оценивая возможности мага.
Фелл отпивает кофе и прикрывает светло-зеленые глаза.
- Все просто, - он говорит тихо, но уверенно. Он не любит Охотников, однако эти двое вызывают определенное доверие. Мужчина привык доводить дело до конца, женщина самоотверженно пойдет за ним хоть на край света. В данных обстоятельствах это очень хорошо. - Ваше копье находится здесь, в Риме. И оно у синьоры Джессамины Грей.
Послышался звук разбитого стекла. Сесилия выронила из рук чайную чашку, но даже не обратила на это внимание. Она удивленно вкидывает брови и хватается за кольцо на пальце.
- Джессамина? Но она ведь мертва? Мой брат сам видел! Она умирала у него на руках!
- Значит, - Рагнор поводит плечами, - она НЕДОСТАТОЧНО мертва. Иногда за людьми наблюдается такой грешок.
- Это какая-то чушь!
Сесилия вскакивает с дивана и начинает мерить комнату шагами. Семь по горизонтали, пятнадцать по вертикали. Габриэль следит за ее перемещениями и пытается нащупать ниточку. Рагнор видит работу мысли, ее полет и попытки все собрать в одну картину. Правда, пока что очень мало подробностей.
- Сядьте, Сеси. Меня более чем пугают ваше мельтешение и написанное на лице желание убивать. Габриэль, обратите на меня внимание. Я люблю быть центральным персонажем, знаете ли. Итак, начнем с простого. В условный день гибели мисс Ловлесс кто-то успел вывезти ее тело с территории Института. Было такое?
Сесилия пожимает плечами. Никто не занимался Джессаминой, оставив ее на попечение Безмолвных братьев, ведь именно в тот день похитили Тессу, а Джем решил умереть.
- Пока все занимались своими делами, мисс Ловлесс наверняка, подчеркиваю, наверняка, доставили в ведьминский притон и оживили. Вернее, назовем это так, отдали тело девушки демону. На выходе мы получаем убийственное сочетание демона, вселившегося в человеческое тело. И, скорее всего, привязанного к нему.
- Ну хорошо, и зачем же демону копье Судьбы?
Рагнор смеряет Габриэля удивленным взглядом:
- Синьор Лайтвуд, вы меня пугаете. Кому как не вам, потомку ангелов, знать, для чего нужно копье Судьбы и что им можно сделать.
- Простите, но у нефилимов несколько другие убеждения.
- То есть, Габриэль, вы пытаетесь сказать, что бога не существует?
- Нет, мистер Фелл, я пытаюсь сказать, что я в него не верю.
Рагнор аккуратно опускает блюдце на стол и выпрямляется. Его зеленые глаза нехорошо потемнели, а в голосе появились металлические нотки:
- Вы живете в мире, где существуют странные, а подчас и ужасные создания. Вы знаете о существовании демонов и знаете, кто их создал. Вы подозреваете о существовании ангелов, но упорно отказываетесь верить в их творца. В чем же ваша сила, нефилим? В рунах, сверхъестественных способностях или вере?
- Бога никто никогда не видел. Нет никаких доказательств его существования. Но даже если предположить реальность, то почему он не вмешивается?
Повисла неловкая тишина, которую разрушил холодный голос Сесилии:
- Потому что он испытывает нас.
- Бинго, девочка! - Рагнор хлопает в ладони и наклоняется к Габриэлю. В глазах мага играет чистый азарт. - Учитесь у своей супруги, Габриэль. Синьора, и как вы думаете, для чего же он вас испытывает?
- Это неважно, - она обнимает себя руками и смотрит на сгущающиеся за окном тучи. - Неважно зачем. Есть другой вопрос: для чего Джессамине, демону, понадобилось Копье.
Рагнор одобрительно наклоняет голову, и Сесилия воспринимает это как разрешение продолжить.
- Ведь это священный артефакт, призванный только для одного...
- Воскрешения проклятых, - мрачно заканчивает за Сесилией Габриэль. От самой только мысли об этом у него спирает дыхание. Проклятые - создания, запертые в аду и желающие вырваться оттуда. Создания, чье единственное желание - убивать.
- Забавно, правда? Но копье - особенная вещица. Вы должны были проходить это на своих уроках.
- Он вызывает только одного, - Габриэль проводит рукой по лицу и пытается понять, во что же они попали.
- Ну же, кого же может призвать демон? Подумайте, синьор Лайтвуд.
Тучи закрыли небо, сверкнула молния.
Сесилия оборачивается и потрясенно выдыхает:
- Мамон.
Раздается гром.
9.
Дождь бьет по стеклам, скатывается слезами по лицу.
Промокшая насквозь Сесилия срывает свою злость во дворе. Выпад, выпад, выпад. Увернуться. Наклон. Поворот.
Габриэль резко уходит вбок, поэтому клинок Сесилии проходит рядом, но не задевает его. Он наклоняется и подкашивает девушку. Сесили теряет равновесие, но Габриэль успевает ее поймать.
- Ты сегодня несколько растеряна, - ласково говорит он, обнимая девушку за талию. Сесилия прижимается к мужу всем телом и вздрагивает. Габриэль проводит рукой по мокрым волосам, хрупкой спине, выпирающим лопаткам.
- Я тебя не отпущу туда одного.
- Так будет правильно, Сеси, девочка моя. Джессамина знает меня только как ненавистника твоего брата, и вряд ли она в курсе нашей с тобой свадьбы. А даже если и в курсе, я всегда могу сказать, что не желаю находиться в чьей-либо тени. Репутация моего позволит мне сыграть роль предателя, подобраться к демонице поближе и выяснить, что к чему. В это время ты будешь делать то, что тебе по душе: пытать демонов и узнавать, кто спонсирует все эти далеко идущие проекты.
- Габриэль, - Сесилия подняла голову и встретилась с серьезным взглядом мужа. Габриэль всегда излучал непоколебимую уверенность, которую можно было черпать ведрами и вливать в себя. Сеси так и делала. Подпитывалась им, чтобы держать себя в руках. Она щит. Ей нельзя треснуть. - Ты все-таки считаешь, что кто-то вливает деньги в воскрешение?
Габриэль встряхивает головой и обдает девушку брызгами.
- Конечно. Подумай сама. В Англии наблюдается падение цен акций, фондовые рынки беснуются. Гидеон подозревает, что все финансовые игры проводит кто-то из наших. Из влиятельной аристократии.
- Это может быть кто угодно.
- Сомневаюсь. В Идрисе есть только несколько английских семей. Вернее тех, кто способен прибрать к своим рукам власть, но упорно не делает этого.
Сесилия отстраняется от мужа и откидывает со лба мокрые волосы. Если следовать логике Габриэля, то таких семей, связанных с Идрисом и национальным банком, всего две. Одну можно выкинуть почти со стопроцентной вероятностью, потому что к ней принадлежит ее муж. Гидеон и Софи не стали бы бросаться в финансовые авантюры, они слишком лояльны к нынешнему Консулу и составу Анклава.
А вот Блэкторны... То, что они стремятся к власти, достаточно понятно. Лайтвуды на протяжении веков оттесняли их от кормушки. Теперь, с гибелью Бенедикта, добраться до верхушки будет намного проще. Но это никак не объясняет их стремления призвать сына Дьявола на землю. Для чего?
- Блэкторны? - скорее утверждает, чем спрашивает Сесилия. Губы Габриэля дергаются в улыбке.
- Вполне возможно.
10.
- И что мы имеем? - деятельный Рагнор помешивает ложкой рисовую кашу в большой кастрюле. Из карманов его фартука торчит все, что можно себе представить: кроличья лапка, серебряная вилка, револьвер, гладиолус и черный котенок.
Габриэль сидит рядом, подпирая голову одной рукой, а другой прикладывая ко лбу влажную тряпку. Сесилия просто спит, забившись в угол между шкафом для посуды и стеной.
- Все очень плохо, - зевает Габриэль. Голова гудит, словно колокол, и такое чувство, будто в ушах лопаются рисовые шарики. Лайтвуд старается выловить свои мысли между очередными хлопками.
- Прям совсем ужасно? Что узнали?
- Если коротко, то мы нашли резиденцию Джессамины. Пара убитых демонов, избитый вампир - и вуаля!
Фелл хмыкнул. Пока Лайтвуд шутит, все не так смертельно, как кажется. Каша поднялась, запахло молоком, и котенок мяукнул.
- Погоди, Оливия. У нас тут важное дело, - Рагнор вытаскивает кошку из кармана, опускает на пол и бьет по попе. - Беги.
Оливия смеряет мага и нефилима презрительным взглядом желтых глаз и грациозно выскальзывает из кухни.
- Тигрица, - гордо говорит Рагнор и возвращается к каше. - Так что там выяснилось?
Габриэль зевает и роняет голову на руки. В черепной коробке все громче лопаются шарики. Он ужасно устал после ночи слежки. Канализационные каналы Рима - самое грязное место, которое только можно себе представить. И какие только там твари ни ошиваются.
Например, вампир, которого они с Сеси поймали. Очень странное строение челюсти и посадка зубов. Не в гнезде, как у большинства, а просто вросшие в десну. Да и необычная сила, которой обычно наделены вампиры, просто отсутствует. Мышцы истощенные, кожа отходит, явный запах трупного разложения при том, что вампиры по своей сути мертвецы.
Трусливое создание сразу рассказало о слухах, которые бродят по нижнему миру. О том, что скоро придет истинный сын Лилит, и мир содрогнется. Люди захлебнутся в собственной крови, а нефилимы умрут от болезней, созданных ими самими.
Сесилия выдушила у вампира местоположение основного притона, где собираются жители нижнего. Вернее, место, где теперь собирается аристократия Нижнего мира.
Ватикан.
Джессамина решила разрушить мир из оплота веры.
11.
Кулак тяжело опускает на деревянный стол, стеклянные бокалы вздрагивают, тарелки медленно отступают к краю.
- Я сказал, ты останешься с магом!
Девушка наваливается на стол и сталкивает одну тарелку с края. Звон стекла вызывает неодобрительные взгляды посетителей-иностранцев, но сами итальянцы с интересом наблюдают за развитием событий. Для них любая ссора между мужчиной и женщиной - прелюдия к приватному концерту, куда никто, кроме ссорящихся не попадет. А вот на завязку посмотреть всегда интересно.
- Я пойду с тобой. И хоть головой об стену бейся!
- Там опасно!
- Везде опасно. А если с тобой что-то случится? Ты думаешь, я смогу жить, зная, что могла тебя спасти, но не сделала этого?
Габриэль устало закрывает глаза и откидывается на спинку стула.
- Ты убьешь меня, женщина. Мы с тобой тысячу раз это обсуждали: я не хочу отвлекаться на мысли о том, где ты, что делаешь, жива ли еще. Как я смогу убивать, когда у меня руки трясутся?
Сесилия победно улыбается. Эта битва выиграна, на ее счет можно зачислить еще одно очко. И пусть Габриэль потом будет злиться, изображать презрение и ненависть, она прекрасно знает, что все сделала правильно.
Если умирать, то вдвоем.
12.
Рагнор сумел протащить их в склепы папского дворца. Каменный мешок, в котором они оказались, сдавливает легкие.
Сесилия ловит ртом воздух, но ползет вперед. Упорно обдирает локти, кожаные брюки на коленях и кожу на щеках.
Камень царапает, кусает, прожигает холодом. За стенами слышатся тихий крысиный писк и надрывные стоны. Сесилии кажется, что это несчастные, замурованные в стены. Может, останки святых, запрятанные в бесчисленные хранилища.
Поворот.
Сесилия видит пробивающийся сверху свет и делает еще рывок. Лук за спиной мешает ползти, но это оружие Габриэля, значит, нужно дотащить его в целости и сохранности.
Она все ближе и ближе. Уже раздаются голоса. Пока что неразборчиво, но ясно, что у выхода стоят двое мужчин.
Сесилия усмехается и отодвигает руками люк. Давно не смазываемые петли скрипят, и вампиры как по команде поворачиваются к нему. Сесилия уходит в тень и ждет.
- Эй, Пако, там что-то есть? - хриплый голос звучит прямо над головой, и Сеси сжимает в руке короткий кинжал.
- Не вижу, - второй становится на колени и просовывает голову в проход. Серебряное лезвие ловит отблеск света, охранник успевает заметить хищную ухмылку Сесилии, и девушка резким движением перерезает ему глотку.
Мужчина хрипит, Сесили выталкивает его тело и выскакивает сама. Молниеносно подтягивается на руках, перекатывается по полу, встает на колени в боевую позу и бросает кинжал во второго. Лезвие входит прямо между глаз. Охранник оседает безвольным мешком, Сесилия легким движением выуживает лезвие из черепа и отправляет его за пояс. В руку соскальзывает хлыст.
Она идет по плохо освещаемым коридорам, прижимаясь спиной к стене и стараясь держаться тени. Кожаные туфли заглушают шаги, но недостаточно. Легкий шорох и скрип все равно выдают ее.
Сердце в груди колотится, словно сумасшедшее, но дыхание ровное. Один из первых уроков, который Сесилия вынесла - один неверный порыв ветра, и лезвие уйдет в сторону, а это может стоить жизни.
Еще несколько поворотов и вот - лестница. Ей нужно попасть на балкон, чтобы уже оттуда можно было снять приспешников Джессамины.
Сесилия бежит по лестнице, пересчитывая ступени. Рагнор сказал, что на сто тридцатой в стене будет шатающаяся кладка, а значит, и замурованная дверь, которую всего-то нужно будет открыть.
Двадцать.
Кровь стучит в висках, но это ничего. Чем быстрее она попадет наверх, тем скорее они закончат все это. Тем скорее Габриэль окажется вне опасности.
Пятьдесят.
Еще немного. Пот заливает глаза, но Сесилия не обращает на это внимание. Она только сжимает крепче рукоять хлыста и перепрыгивает через несколько ступеней.
"Быстрее, быстрее, еще быстрее", - пляшет в голове мысль, и Сесилия бежит еще быстрее, на пределе своих сил.
Сто.
Еще немного.
Сто тридцать.
Сесилия останавливается и выдыхает. Теперь нужно расшатать кладку. Она достает из-за пояса кинжал и проверяет, где камни сочленяются неплотно. Лезвие входит в промежутки, но камни не двигаются.
Замуровано.
Девушка сплевывает через левое плечо и глубоко вдыхает.
Где-то наверху, в бальном зале, Габриэль окружен врагами, а значит, еще не время раскисать.
"Вперед, ничтожество", - Сесилия перехватывает хлыст поудобнее и бросается наверх. Лестничные пролеты мелькают перед глазами, легкие разрываются, но она не должна останавливаться. Еще не время.
На третьем пролете она замирает и ныряет в тень стены. К ней кто-то спускается. Глухой стук каблуков гулко разлетается по мертвым коридорам.
- Где же ты, девочка? - напевно произносит спускающаяся женщина. Ее белое платье выделяется из мелькающей темноты. - Я хочу тебе помочь, Сесилия.
Щелкает хлыст, но женщина молниеносно отступает. Ее кроваво-красные губы растягиваются в ослепительной улыбке.
На длинной лебединой шее мрачно мерцает черный камень, почти такой же, как у Сесилии.
- Сесилия Эрондейл, - тянет вампирша, обнажая зубы. - Я здесь, чтобы помочь.
Сесилия перехватывает хлыст и становится в боевую позу.
- С чего бы мне тебе верить?
- Ни с чего, - улыбается Камилла Белкорт. - Меня попросил о помощи Магнус Бейн. А я так не люблю отказывать красивым мужчинам. Особенно, когда они просят о такой мелочи, как спасти какую-то никчемную девчонку.
Камилла поворачивается спиной и поднимается. Ее платье тихо шуршит, как морская волна, голос звучит так же.
Сесилия поднимается вслед за ней. Она прекрасно осознает, что выбор у нее вовсе не богат.
- Вы же знаете, зачем я здесь?
- Конечно. Убить Джессамину Грей. И спасти мир, конечно.
- И вы этому не помешаете?
- Нет. Если демоница сможет провернуть то, что задумала, весь мир сгорит. А я, как женщина, пережившая святую инквизицию, не очень люблю такие шутки. Если Мамон попадет сюда, жизни не будет ни для кого из ныне живущих. Кроме демонов, конечно. Жаль только, что Татьяна этого не понимает.
- Татьяна Лайтвуд? - удивленно переспрашивает Сесилия. - Зачем ей воскрешать дитя сатаны?
Камилла поводит плечом и толкает деревянную дверь. Тяжелые створки ударяются об стену с оглушительным стуком. Сесилия поежилась. Убийственная сила в руках у этой женщины. Если ее направить на темные дела... Хорошо, что вампиры слишком себялюбивы, чтобы вмешиваться в серьезные интриги.
- Деточка, у Татьяны недавно родился сын. И он не может расти без отца. Ребенок не должен расти без отца, - в голосе Белкорт зазвучала такая неприкрытая горечь, такая боль, что у Сесилии защипало глаза. - Джессамина убедила Татьяну, что копье сможет воскресить Роберта. Но никто даже не подумал раскрыть глупышке глаза.
Камилла распахивает еще одну дверь и останавливается.
- Туда. Там никого нет, - Камилла ухмыляется кровавыми губами.
Сесилия кивает головой и бросается наверх.
Она пробегает мимо растерзанных трупов и узнает манеру действия вампира. разорванные глотки, истощенные, обескровленные организмы.
Сесилия пробегает еще несколько пролетов и выскакивает на балкон. Там, как и обещала Камилла, пусто. Сесилия встает у стены, там, где тяжелый гобелен закрывает часть перил, и накладывает стрелу на тетиву. Взглядом она ищет Габриэля.
По залу кружатся пары, играет вальс, тысячи свеч сияют. Золотой зал блестит и мешает наводке, но она все же замечает мужа, танцующего со светловолосой девушкой в чернильном платье.
Джессамина Ловлесс.
Сесилия натягивает тетиву и прищуривается. Сейчас, сейчас... Пусть только Габриэль отойдет от нее...
- Не смей! - женская рука хватает Сесилию за локоть. Сеси медленно опускает лук.
- Татьяна, что ты делаешь?
Единственная Лайтвуд по крови забирает у Сесилии лук и натягивает тетиву.
- У демоницы, - поясняет она, примеряясь, - на лбу каинова руна, и если ты попытаешься ее убить, тебя разорвет на десятки маленьких Сесилий. Габриэль этого просто не переживет.
Сесиль отрешенно подмечает технику стрельбы, как у своего мужа, позу и профиль. Изумрудное платье сливается с гобеленом, а в серых глазах Татьяны - отчаянная решимость. Болезненная, беспощадная.
- Убить человека с руной Каина может только тот, кто ее нанес. Правда, - Татьяна прищуривается и немного наклоняет корпус назад, - ценой собственной жизни.
- Но... - Сесилия растерянно моргает. - Твой сын...
Татьяна закусывает губу:
- Скажите Джесси, что его родители его любят. Ну же, тварь, отойди от него, - цедит она и отпускает тетиву.
Сесилия укачивает Татьяну на руках под крики толпы внизу.
13.
Джесси Блэкторну тринадцать, и он победно вскидывает руку со стилом. Девочка рядом скромно улыбается.
Джесси Блэкторн и Анна Лайтвуд теперь парабатай. Больше, чем брат и сестра. Больше, чем что бы то ни было.
- Твои родители тобой бы гордились, - Сесилия шепчет Сесилия на ухо мальчику, обнимая его.
Джесси смотрит ей в глаза, и у него обреченный взгляд матери.
Взгляд Лайтвудов.
А значит, Сесилия сделает все, чтобы мальчик был счастлив. Потому что все Лайтвуды больше, чем семья.
Они - одно целое.

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке № 39

[Shadowhunters Chronicles]

Ливия (Ливви) Блэкторн|Тибериус (Тай) Блэкторн. Она старше его на пару минут, решительная и сильная. Он - хрупкий и утончённый, читает книги и мечтает стать детективом. На первый взгляд Ливия и Тибериус - полные противоположности, но при ближайшем рассмотрении всё не так просто, как кажется и у всех свои тараканы. Им по пятнадцать, и они ввязываются в проблемы, которые пятнадцатилетним подросткам вроде бы не под силу решить. Экшн, юмор приветствуется.

СИЛЬНЕЕ ПАРАБАТАЙ (прегет)

Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Пейринг: Ливия (Ливви) Блэкторн, Тибериус (Тай) Блэкторн
Рейтинг: PG-13
Жанр: общий, приключения, немного романса
Размер: мини (около 6 тысяч слов)
Статус: закончен
Саммари: Ливви и Тибериус — близнецы. Их связь сильнее связи парабатай. И сжечь весь мир для них — не проблема, если надо спасти друг друга.
Дисклеймер: все права на героев принадлежат Кассандре Клэр
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 39. Ливия (Ливви) Блэкторн|Тибериус (Тай) Блэкторн. Она старше его на пару минут, решительная и сильная. Он - хрупкий и утончённый, читает книги и мечтает стать детективом. На первый взгляд Ливия и Тибериус - полные противоположности, но при ближайшем рассмотрении всё не так просто, как кажется и у всех свои тараканы. Им по пятнадцать, и они ввязываются в проблемы, которые пятнадцатилетним подросткам вроде бы не под силу решить. Экшн, юмор приветствуется.
Предупреждения: намеки на твинцест

* * *
В Лос-Анджелесе много соли. Оливия чувствует ее на губах, когда стоит у зеркала, разглядывая веснушки.
Свои веснушки она разглядывает, веснушки Тая сосчитала миллион раз до этого, и знает их наизусть. Россыпь светлых пятнышек на носу и щеках, серые глаза и светлая кожа.
Иногда из-под опущенных ресниц можно увидеть невесомые кристаллы соли, летающие по комнате. Вода и соль. Солнце и духота. Большие пальмы и водяные демоны.
Лос-Анджелес.
У них с Таем много сестер и братьев, их Институт — один из самый больших по количеству сумеречных охотников. Но больше никто из Блэкторнов не любит Лос-Анджелес так, как они с Таем.
Дети Лос-Анджелеса. Широких дорог, освещенных ночными яркими фонарями, шершавых кокосов, уличного граффити и фестиваля цветов. Машин, яхт и пустынных набережных. Звезд на асфальте с именами известных личностей. Тонкой дымки наркотиков, тянущейся над улицами, как туман над рекой при закате солнца.
Забраться на небоскреб — идея Ливви, сфотографировать город с высоты этого самого небоскреба — идея Тая.
Дети Лос-Анджелеса, дети города.
— Город говорит, — шепчет Тай и прикладывает к губам палец.
Оливия откидывается назад.
Город нашептывает им пахнущие солью сказки и ничем не уступает по совершенству Идрису. Он любит их.
Они знают его практически наизусть.
— Мы можем делать карты и раздавать их случайным прохожим, — Оливия перекатывает между пальцев ожерелье из крупных бусин, не сомневаясь, что карты у Тая есть.
У него есть все то, что можно структурировать, сосчитать и свести в таблицу. Прячется между книг, выглядывает из толстых тетрадок, расплескивается по потолку между россыпью небольших фонариков и декоративных звезд из дорогих камней.
Ливви любит приходить к Таю. Незаметно толкать потайную дверь, расположенную возле шкафа, и пробираться к нему. Аккуратно, чтобы не столкнуть колбы с разноцветными жидкостями.
Им никто не мешает ходить друг к другу и так, но в тайном ходе есть что-то особенное. Секрет, неизвестный ни Конклаву, ни их родителям. Часть их самих, оставленная в старинном соборе, существовавшем задолго до их рождения.
— Откуда здесь эта дверь? — удивленно моргает Тай, когда она впервые пробирается к нему так.
Ливви пожимает плечами:
— Клэри сделала. Ну, знаешь, она же умеет создавать новые руны. Я попросила ее показать какую-то, и получилось это.
Клэри и Джейс Лайтвуды приезжали к ним прошлой весной, собирая сведения о Себастьяне Верлаке.
Тибериус замирает, не дотянувшись к листу с какими-то записями:
— Клэри… Кто это?
Оливия улыбается и закатывает глаза:
— Та, у которой странные отпечатки. И треугольник на большом пальце.
Тай фыркает и лохматит волосы:
— Так бы сразу и сказала.
Клэри с Джейсом приезжали прошлой весной, но потайной дверью можно пользоваться до сих пор.
Иногда Тай пробирается к Ливви, когда она тренируется, рисуя руны. Она никогда не чистит оружие у себя, только в оружейной, поэтому запаха пороха и разгоряченного железа в ее комнате тоже нет.
Тай со странным удовольствием вдыхает удивительно чистый запах. Его-то комната пахнет химией, исследованиями и бергамотом.
— Лив, — он за руку тянет ее с кровати, — пошли, покажу тебе кое-что. На южном береге снова странная активность.
Тай обхватывает ее запястье, и Оливия в который раз задумывается, как можно быть таким хрупким, женственным и, одновременно, сильным.
Такое кажется невозможным, но это Тай, и возможно все. Он тащит ее к себе, наливает чай и протягивает шоколадное печенье. Ее любимое.
А потом они сбегают через окно и отправляются на охоту. Это весело. И, если они вдвоем, безопасно. А друг друга в одиночестве Ливви с Таем не оставляют. Они близнецы, и их связь сильнее, чем у парабатай.
Им не нужно давать клятвы, чтобы умереть друг за друга. Куда Ливви, туда и Тай. Ранят одного, сердце разрывается у второго.

* * *
— Ты, — говорит Оливия, — двадцать семь раз брал у меня отпечатки пальцев. Думаешь, они изменились за полторы недели?
Тай поправляет очки перед тем, как ответить:
— Я провожу исследование. Будешь сотрудничать, потом покажу результаты. Не будешь — отберу печенье. И вообще, только двадцать шесть, последний раз я не успел, потому что кое-кто ушел раньше.
Оливия фыркает:
— Не ври. Ты мой брат и так жестоко со мной не поступишь.
Со стены на нее смотрит плакат с Шерлоком, по частям распечатанный Таем на нескольких листах и склеенный скотчем.
Они собираются в парк. Лос-Анджелес — город вод, но не только водяные демоны в нем бывают.
Иногда нужно охотиться на вполне обычных и не менее опасных.
Боевое облачение, кожаные штаны, черный жакет, обвитые рунами запястья, ожерелье из темных линий. Клинок серафима, выглядывающий из рукава Тая. Метательный кинжал, торчащий из-за пояса у Оливии. Высокие ботинки.
Они похожи. Отражения в воде. Единственное отличие — цвет волос.
Каштановые, выгоревшие от солнца, у Оливии. И темные, цвета кипящей смолы, у Тая. Ей нравятся солнечные побережья, ему — тень пальм и холодное молоко кокоса.
— Тебе нужен шарф, — произносит Ливви, проталкивая нож в ботинок, — будешь настоящим Шерлоком.
«Купить шарф Таю», — отмечает она про себя и направляется к выходу.
— Кстати, — говорит Тай, будто не слыша ее предыдущей реплики. — Вернемся, покажу тебе что-то. Я тут взломал базу данных ФБР на днях и, знаешь, если проследить кривую преступлений в зависимости от одержимости демонами, то можно увидеть очень интересные результаты.
Оливия останавливается так резко, словно мраморная колонна только что выросла перед ней.
— Ты… что сделал? — оборачивается она и улыбается уголками губ.
Тай пожимает плечами и отвечает с такой невозмутимостью, словно он — продавец мороженного, уверяющий покупателей в том, что вкуснее, чем в его фургоне, пломбира больше нигде нет.
— Мы же защищаем примитивных, так почему бы не воспользоваться их ресурсами? — но потом добавляет, увидев прищуренные глаза Оливии: — Ну ладно, мне было скучно.
Смех Оливии бархатом рассыпается по сверкающему лезвию спрятанного ножа.

* * *
Ночью Оливия падает с кровати и механически нащупывает под подушкой меч. Потом приходит в себя, и больше уснуть не может.
Это плохо.
Это чертовски плохо.
В прошлый раз, когда ей снились кошмары, у Эммы оказалось пробито легкое, а Джулиан наглотался вампирской крови. Конклав прислал мага, который помог им, и все снова стало, как раньше, но тогда Оливии было двенадцать. А сейчас пятнадцать и, хоть это не слишком большая разница, но она беспокоится куда больше, чем в то холодное лето, когда демоны прорвали стены между мирами в Лос-Анджелесе, а не где-то еще.
Чтобы успокоиться, Ливви идет в оружейную.
К рассвету ее ножи сверкают, но дурное предчувствие остается прежним. А после приходит Тай.
Он всегда знает, где искать Ливви, если ее нет ни у себя, ни у него. Чувствует, что с ней и где она может быть.
Тай застывает на пороге оружейной и ничего не спрашивает.
Помещение дышит холодом железа, освещается не светом и не ведьминским огнем, а приглушенными отблесками адамаса. Таю неуютно.
Он знает, как обращаться с оружием с пяти лет, умеет драться двумя клинками сразу и метать диски в цель, не глядя. Даже вгонять ножи в нужные точки на позвоночнике, но все равно чувствует себя неуютно среди живого оружия.
Джулиан говорит, он не умеет драться. Отец с мамой тоже уверены в этом. Но он умеет, просто… Ум — оружие куда сильнее. О том, как дерется Тай, знает только Ливви.
Может быть, дело, конечно, в том, что это его Ливви, и ради нее Тай перевернет мир и сожжет его, но умеет ведь.
Ливви в оружейной куда спокойнее. Она — защитник, клинок служит для ее руки продолжением и с оружием она разговаривает.
Спокойствие Ливви обычно передается Таю, но сейчас он чувствует не его, а смутную тревогу, неподкрепленную ничем, но от этого не менее назойливую.
Ему хватает одного взгляда, чтобы понять — кошмары.
Ливви в пижаме, волосы растрепаны, под глазами круги. А вот меч с собой.
— Что? — Тай просто садится рядом, протягивая вперед ноги. — Рассказывай.
Этих двух слов хватает, чтобы Ливви положила свою ладонь на его и сверкнула глазами. Голубыми, расширенными, слезящимися.
И она рассказывает, пропуская момент, когда Тай открывает дверь в свою комнату, мягко толкает ее на кровать и идет ставить чайник.
Чай — лучшее средство от плохих снов, ранних пробуждений и преждевременной паники.
Оливии нравится зеленый и мятный, Таю — черный, с лепестками розы и листьями бергамота.
— По крайней мере, — успокаивает ее Тай, открывая сахар, — они в Идрисе. Там с ними ничего не случится.
— Однажды Верлак уже отключал башни Аликанте, — Оливия теребит волосы, — что, если он сделает это снова?
— Я писал об этом доклад, — Тай отставляет чайник, — а в Идрисе сейчас сотни лучших охотников.
Себастьян Верлак прячется который год. Конклав устал от напряженности в ожидании активных действий. Но Себастьян ждет, и Таю было бы интересно встретиться с ним, чтобы поговорить.
Таю кажется, что Себастьян умный, но вряд ли умнее его самого.
Узнай Оливия о его желании, заперла бы его в Институте или привязала к стулу — Оливия отлично завязывает узлы — но она не знает.
— Я понимаю, — Ливви аккуратно подносит чашку к губам, — но что-то случится.
— Когда случится, тогда и начнем разбираться, — Тай разводит руками. — А пока что разгадай кроссворд. Помогает при панике, знаешь ли.
Оливия прячется под клетчатым одеялом Тая и обводит знакомую комнату взглядом. Книги, колбы, тетради, таблицы на стенах и потолке, странные приборы и непонятные пульты.
— Кстати, — тем временем продолжает Тай, — я работаю над одним проектом, но он не закончен и может показывать неправильные результаты.
Оливия вскидывает бровь:
— Над чем?
— В общем, если кратко, то я установил индикаторы демонической активности в стратегически важных точках города, настроил антенну на их волну и принес сюда немного воздуха с каждой точки — не спрашивай, как, долго объяснять — чтобы замкнуть круг. И теперь, если демоны устроят вечеринку где-то, теоретически, я буду об этом знать. Надеюсь. Но до сих пор устройство ни разу не срабатывало. Так что или активности не было, или он не работает так, как нужно.
— Марс, Марс, это я, Юпитер, плохо слышно, но луноход мы чиним, — фыркает Ливви, натягивая одеяло до подбородка.
Сложив на груди руки и наклонив голову, Тай продолжает:
— Если тебе нужен перевод для примитивных, то подожди минуту. Перестроюсь.
Он отходит к окну и долго стоит у очередного прибора с кучей антенн — Оливия насчитывает шестнадцать, а потом сбивается — и щелкает незаметными рычажками.
Оливия раскачивается взад-вперед, напевая песню, случайно услышанную на пляже, когда Тай снова подает голос.
— На набережных нарушен баланс, э, нормальности, устройство реагирует, но сильнее всего колебания в порту, так что, думаю, начинать надо оттуда, — он возбужден, и глаза сверкают.
Ливви каждый раз удивляется переменам в Тае. Он мигом бросает очки на стол и ерошит волосы, успевая натягивать боевое облачение. Становится похожим не на безумного ученого-гения, а на воина.
— Пойдем? — Тай смеется. — Мы давно не охотились, Лив.
Огоньки в его глазах начинают светиться и у Оливии.

— А Институт? — она останавливается только у входа.
Просто хочет убедиться в том, что Тай озвучит ее же мысли.
— К черту Институт, — Тай фыркает. — Друзилла и Октавиан о нем позаботятся.
— Особенно Октавиан, — смешок Оливии выкатывается за порог Института и разбивается в траве у высоких ступеней.

* * *
— Отлично, — Тай проводит по лбу рукой, — думаю, самое время вызвать Безмолвных братьев.
— Ты сделал все, что хотел? — спрашивает Оливия, открывая бутылку с йогуртом.
Бананово-клубничным, ее любимым. Тай невольно кривится.
— Да, — кивает он, — все, что было необходимым. Теперь пора.
Оливия не расспрашивает Тая о его проектах не потому, что неинтересно, а из-за того, что Тай начинает столько всего сразу, что сам с трудом вспоминает, на чем остановился и до какой стадии вообще дошел.
Обычно он рассказывает ей тогда, когда все получается. Или наоборот. В такие дни Оливия просит его захватить побольше печенья.
Тай приносит еще и термос.
Они садятся на ее диван, строят бунгало из подушек, а ближе к рассвету Тай рассказывает о звездах. Показывает созвездия, высунувшись из окна, а Ливви стоит рядом и любуется.
Иногда она сама не может понять, кем: Таем или таки созвездиями.
Ей нравятся веснушки на его щеках, слегка вьющиеся волосы, тонкие запястья и хрупкие плечи. Не девичьи, с какой-то особой силой, сквозящей во внешней утонченности, перекатывающейся в тонких пальцах.
Такими пальцами нужно играть на пианино.
И у Тая это отлично получается тогда, когда в них не надо сжимать оружие.
У Тая острые скулы, которыми можно любоваться всегда, чем Оливия обычно и занимается.
При разговоре принято смотреть в глаза, но Оливия смотрит на скулы Тая. Это куда приятнее и куда интимнее.
Особенно, когда Тай перехватывает ее взгляд и медленно проводит пальцами по ее щеке, поправляя волосы.
Скулы острые, словно лезвие, но порезаться о Тая Оливия не боится.
В мире нет человека, которому она бы доверяла больше. Даже себе меньше, чем ему.
Когда демонский шип с ядом впился в ее вену, Тай высасывал из нее яд, не боясь последствий. Когда чужой клинок несся к ней, Тай позволил ему вонзиться в свое предплечье.
Каждый раз Оливия злилась на себя за это. За то, что не защитила, не уберегла Тая, потому что она — защитник, а он — гений. Никто не должен страдать из-за нее, а она защищать должна.
Никто никогда не говорил ей этого, но Оливия знает, что так и есть. Оружие прыгает в ее руку, стоит только его коснуться. Она чует опасность.
Она старше Тая на две минуты, решительнее, сильнее, но это не мешает ему каждый раз закрывать ее собой, оберегая и беспокоясь.
Оливия любит Тая.
Ей не нужно говорить ему об этом и спрашивать, все написано в его глазах, серых, как небо и глубоких, как океан, и отражено в поступках.
Тай любит ее. Она любит Тая. Они — близнецы, это сильнее связи парабатай.
— Отправлю письмо, — говорит Оливия, — буду в библиотеке.
— Пойду, сделаю себе бутерброд, — Тай смотрит на часы, делающие запястье еще изящнее, — ты будешь?
— С курицей, — голос Оливии доносится из глубины коридора.
— Могла бы и не говорить.
У них есть жертва, найденная в порту и Институт, в котором они с Оливией сейчас главные.
Родители в Идрисе, занимаются поисками Себастьяна Верлака. Друзилла и Октавиан изучают новые руны.
Пустые комнаты, сталь и труп.
Женщина, выглядящая проституткой. Портовая шлюха, таких полно в Лос-Анджелесе.
«Себе — колбасу, Ливви — курицу», — думает Тай и идет наверх.

* * *
— Ну объясни, зачем тебе в порт, когда у нас полный Институт Безмолвных братьев? — закатывает глаза Тай и запускает бумажный самолетик Оливии в волосы.
— Если два Безмолвных брата — это целый Институт, то твои пальмы бросают плохую день, — фыркает она, перехватывая летящий самолетик.
— Даже два Безмолвных брата знают столько тайн, сколько нефилимам не изучить за всю жизнь, — Тай спускает очки на кончик носа, передразнивая их учителя из Идриса.
— Ну да, вот только они снова отправят тебя срисовывать каменную кладку на заднем фасаде Института, потому что это поможет поймать большого желтого демона, — Оливия запускает самолетик обратно.
Тай выговаривает сквозь смех:
— Мне было восемь…
— И ты был пьян, — заканчивает Оливия вместо него.
— Подумаешь, — пальцы Тая замирают у его губ, а сам он уклоняется, позволяя самолетику встретиться со стеной, — отец впервые дал мне попробовать коньяк. Ну, мы, по крайней мере, узнали, что у Безмолвных братьев есть чувство юмора.
— А я попробовала коньяк на три недели раньше тебя, — вспоминает Оливия. — Стащила из комода бутылку, потом поставила.
— Угу, — Тай прищуривает глаза, — кто тогда попросил нашего учителя больше не приходить, потому что он зануда?
— Ну, зато он перестал приходить, — Оливия пожимает плечами и спрыгивает с подоконника. — Пошли. Мне кажется, там будет что-то интересное. Ну пожалуйста.

* * *
Тибериусу некуда деваться, поэтому он отмахивается от волос Оливии, летящих ему в лицо, и разглядывает старые, огрубевшие от соли доски причала для небольших лодок.
— Смотри, — Ливви кивает в сторону шхуны, стоящей особняком. — «Грустный Консул».
— Думаешь? — Тай косится сначала скептически, а потом заинтересованно. — Подожди.
Вытаскивает очередной странный предмет из своего кармана, разглядывает его и кривится:
— Нет, никакой реакции.
— Я проверю, — Ливви не успевает договорить, но уже вытряхивает из кармана острый кинжал с горами, изображенными на рукоятке.
Поправляет волосы.
— Я подожду здесь, — Тай поднимает воротник куртки, — хочу кое-что проверить.

Шхуна совсем не качается, когда Ливви ступает на борт. На палубе пусто, нужно спускаться в трюм.
Оливия прищуривается, спешно рисует руну ночного видения и старается спускаться как можно тише. Внутри бочки, тюки с чем-то непонятным и сундуки. Ничего необычного.
Она крадется дальше, бросает на лестницу беглый взгляд, подходит к сундуку…
А потом кто-то вырастает перед ней будто из-под земли. Большая фигура. Мужчина, борода, татуировки вдоль плеча.
Это все, что она успевает запомнить. Сразу же выбрасывает вперед руку, лихорадочно сжимающую клинок, делает резкий выпад, приседая и машинально уклоняясь.
Она — прирожденный охотник, оружие — ее парабатай, но то, что происходит дальше, выбивает Ливви из колеи.
Мужчина перемещается быстрее любого демона, будто дразнит, а потом оказывается за ее спиной.
«Пират», — думает Ливви, ощущая силу, с которой он завязывает узлы на ее запястьях.
«Маг», — решает она, когда он проводит под ее носом раскрытым перстнем.
Оливия инстинктивно задерживает дыхание и пытается не дышать по какой-то там методике, которую они изучали дома. Понимает, что долго так не продержится и не может пошевелиться.
А потом Тай, будто ворон, хрупкий и разъяренный, прыгает с лестницы прямо к ней. Его ботинки с глухим стуком касаются досок трюма, его клинок сверкает пронзительным светом и ослепляет все.
Пират дергается.
— Уриил, — шепчет Тай, и Ливви кажется, будто прямо перед ней взрывается звезда.
Говорят, чем сильнее желание боя, тем ярче горит клинок. У Тая он пылает.
Как и его глаза.
Он вскидывает руку, но не всаживает лезвие в плоть мужчины. Бьет рукоятью в виски и в солнечное сплетение — оглушает. Весь бой занимает у него не больше трех минут, но Оливия все еще с трудом задерживает дыхание.
Наконец Тай подходит к ней, с мрачной решимостью произносит:
— Протяни руки.
И одним движением, выверенным и точным, рубит узлы пополам, а потом помогает Ливви подняться.
Задерживается своими пальцами на ее запястье, и это, как обычно, дает такую поддержку, что можно сворачивать горы и топить вражеские корабли, но Оливия только хмурится.
Она не могла не заметить слежки, как не могла и не попасть в цель.
Значит…
— Нужно вызвать Безмолвных братьев, — глаза Тая сверкают, он облизывает пересохшие губы, — и забрать его в Институт.
Они никогда не говорят после драки. Нельзя. Нападение может повториться. Только потом, в безопасности, сейчас хватает мимолетного касания и беззвучного «я рядом».
Братья прибывают действительно очень быстро, и обратно они возвращаются в отдельной карете.
Тай вытягивает ноги, Ливви забирается на сиденье, устраивая голову на плече Тая. Ее волосы рассыпаются по его груди.
Тай говорит:
— Я сразу понял, что что-то не так, но не мог обнаружить, что. Одно из моих устройств засекло странные колебания, но они не походили ни на что из того, что я видел раньше, так что, — Тай запинается, — извини, что использовал тебя в качестве наживки. Ты имеешь полное право меня ударить.
— Эй, — Ливви запрокидывает голову, перед тем как подняться и ответить, — ты спас меня, и я имею полное право тебя обнять.
Когда руки Тая ложатся на ее талию, а ее ладони обхватывают его шею, карета дергается и останавливается.
«Институт», — раздается у нее в голове голос брата Авраама.
Тай выходит первым, помогая ей. Ливви может справиться и сама, но это Тай, который играет на пианино и не забывает о хороших манерах даже во время боя.

* * *
«Мы закончили, — раздается в голове Оливии голос брата Авраама. Она бросает быстрый взгляд на Тая, а брат Авраам тем временем продолжает: — это примитивный под действием заклинания. Но оно наложено не напрямую, а через артефакт, которого здесь нет, так что след довольно слабый. Но мы смогли установить, что отпечаток тот же, что и на первой жертве. Они связаны с одним существом».
— Существом? — Тай теребит дужку очков в руках, и Ливви понимает, что не одна слышит голос. — Значит, это не человек?
«Нет, определенно, нет. Скорее всего, это демон. Мы уведомим Конклав, сюда пришлют кого-то из совершеннолетних. Со всем разберутся».
— И это все? — Оливия складывает на груди руки. — Мы нашли жертву и зомби, а вы больше ничего не расскажете?
Брат Авраам делает какое-то движение, будто разводит руками в стороны:
«Рассказывать нечего. Он ничего не знает, и на нем нет блока. Ему неизвестно, кто заколдовал его, потому что он не видел этого. Только взял предмет — кулон. Во время допроса он сказал «та женщина», но у одержимых часто бывают галлюцинации. Он мог говорить о чем угодно, и это было бы такой же правдой, как и то, что нефилимов создали оборотни и фейри».
Брат Авраам замолкает и опускает голову.
Ливви переглядывается с Таем.
— И что теперь с ним делать? — спрашивает тот, обхватив левое колено руками.
«Отпустить, зависимость мы сняли. Осталось только стереть память, но обратитесь к магу, мы должны как можно скорее уведомить Конклав. А сейчас извините, некогда».
Безмолвный брат разворачивается и выходит из комнаты, не прощаясь.
— Мне это не нравится, — смотря ему вслед, говорит Оливия.
— Мне тоже, — соглашается Тай, потягиваясь.
Он похож то ли на кота, то ли на воробья. Взъерошенный, тонкий, но ужасно серьезный и подозрительный.
— «Та женщина», — задумчиво произносит Ливви, — знаешь, нужно будет вернуться в порт. Кажется, мы упускаем что-то.
— Но сначала нужно стереть память нашему Джону Доу [1], — Тай фыркает. — Нужен маг. Если бы Магнус Бейн был…
— Услуги Магнуса Бейна, — перебивает его Оливия, — очень дорого стоят, а спит он только с одним сумеречным охотником. Если ты не знаешь.
— Вообще-то, — Тай закидывает ногу на ногу, — я хотел сказать, что Магнус Бейн в Нью-Йорке, а вот Рагнор Фелл здесь.
Победная улыбка играет на губах Тая. Оливия щурится:
— А это откуда?
— Ну, — Тай отворачивается к окну, — я веду учет магов, прибывших в Лос-Анджелес. Никогда не знаешь, когда они могут тебе понадобиться.
Оливия гордится им, своим мальчиком. Тонким, хрупким и гениальным.
Тай ловит это в ее глубоком и теплом взгляде, легкой полуулыбке, язвительной шутке.
— Так и скажи, что снова было нечего делать, — фыркает она.
— Зато я знаю, где можно найти Рагнора и куда ему позвонить, — Тай подмигивает ей, поднимаясь с дивана.
Оливия смотрит вслед и продолжается гордиться им.

* * *
— Это опасно, — говорит мама, — вы могли пострадать.
«А вы могли бы остаться в Идрисе, — мрачно думает Тай, — мы бы сами справились».
Он любит родителей, но любить их легче на расстоянии. Когда нет опеки, нет постоянной тревоги и заботы в их беспокойных взглядах.
Не такой, как у Ливви, а назойливой, недоверчивой.
Ливви верит ему и в него, родители — сомневаются и слишком оберегают. Не так, как…
Тай вздрагивает.
Никто не может быть как Ливви, кроме нее самой. Поэтому сейчас она делает шаг вперед и смотрит на мать сердито.
— Мы — сумеречные охотники, — она складывает на груди руки, — это наш долг. И мы помогли Конклаву. Даже не спорь.
Мама растерянно кивает.
— Да, но…
Оливия успевает первой.
— Так вы поймали того демона? Кто он? — спрашивает она, сбивая мать с толку и не давая ей сердиться на них с Таем. — Почему вы без Эммы? Где Марк? У него самые удобные ножны, которые у меня есть, а он даже не думает возвращаться.
Тай отворачивается к стене и улыбается, чтобы никто не видел. Ливви болтает так, будто ничего серьезного не случилось, и потерянные ножны — единственная ее проблема. Она всегда так делает, когда хочет его защитить.
О себе Ливви не беспокоится.
Она готова вновь задавать вопросы, но мама тут же вспоминает о куче дел — конечно, Тай и не сомневался — обещает рассказать все за завтраком и уходит в библиотеку.
Ливия оборачивается и подмигивает ему, а потом проводит пальцем по верхней губе и касается им же лба в том месте, где у Гарри Поттера должен быть шрам.
Это их знак.
Тай придумал тайный язык после того, как им не разрешили проводить опыты над древними артефактами.
С тех пор — не запрещали, потому что не могли узнать.

Они с Таем приходят в столовую вместе, стол уже накрыт и все собрались. Кроме Марка. И кроме Эммы.
Ливви бросает на Джулиана быстрый взгляд. Тот хмурится, увидев Тибериуса рядом с ней.
Тай с Джулианом не особо ладят.
Ливви знает, что Таю не нравится, когда его называют странным. Но как-то раз он приходит ужинать и устало сообщает:
— Та фея не хочет давать мне показания.
И Джулиан фыркает, раздраженно махнув рукой:
— Может быть, потому что ты странный или, дай-ка подумать, странный?
У Джулиана руки в краске.
Ливви делает большие глаза и поворачивается к нему.
Тай на мгновение застывает, но все же медленно отодвигает стул, садится, берет кусок пиццы с большой тарелки и только потом медленно отвечает, намеренно растягивая слова:
— Более странный, чем сумеречный охотник, влюбившийся в своего парабатай?
Обычно тихий, спокойный Тай смотрит на Джулиана вызывающе.
Джулиан бледнеет и выпускает вилку.
— Я не влюблен в Эмму, — сквозь зубы цедит он и опускает кулак на стол.
Тай улыбается и холодно спрашивает:
— Тогда почему ты заговорил о ней?
Джулиан бросает на родителей быстрый взгляд, но они слишком заняты дракой оборотней и вампиров в баре для примитивных, чтобы услышать еще кого-то.
На Тая он не смотрит. Зло отодвигает стул и тут же выскакивает из комнаты.
— Что с ним? — удивленно спрашивает отец, отвлекшись от разговора с мамой.
Тай пожимает плечами и спокойно произносит, будто ничего не произошло:
— Поперхнулся.
И они возвращаются к ужину.

Сейчас завтрак, а Тай с Джулианом с тех пор не ладят.
Их места рядом, и Ливви садится между ними, чтобы… ладно, чтобы оградить Тая.
— Ну что, Тибериус, — смеется Джулиан, — снова не смог никого поймать?
Тай криво улыбается. Он не привык бить по одному и тому же месту и ищет достойный ответ, но Ливви успевает первой.
Она поворачивается к Джулиану и твердо произносит:
— Не трогай моего брата.
От удивления рука Джулиана замирает в воздухе.
— Но я тоже твой брат, — растерянно говорит он, но под столом Тай сжимает ее ладонь, и Джулиана Ливви уже не слушает.
— Так что, — спрашивает она, — когда вы расскажете нам о демоне?
Мать с отцом переглядываются, и отец кивает.
— Ладно. Сейчас расскажу.
Друзилла заговорщицки переглядывается с Октавианом. Им еще не разрешают охотиться, поэтому для них нет ничего интересного, чем истории об охоте.
— Янлью, — вздохнув, говорит отец, — но без логова. Это странно, но очень здорово. Он признался, что околдовал того пирата и убил проститутку. Вы молодцы.
Он подпирает подбородок одной рукой, и смотрит на Ливви с Таем.
Тай спрашивает, сощурившись:
— Он мертв?
— Нет, — отец тянется за бокалом, — он у Безмолвных братьев. Не знаю, зачем, но это не особо меня волнует.

— Янлью, — хмыкает Оливия вечером, пробравшись к Таю, — ты веришь?
Тай отвлекается от своих расчетов:
— Не особо.
Родители возвращаются в Идрис утром.
В Институте все улажено, демон пойман, совещания по поводу Себастьяна не прекращаются, Ливви с Таем, как обычно, не у дел.
Но не в этот раз.
— «Та женщина», — вспоминает Ливви, — думаю, нам надо вернуться в порт.
— Завтра, — кивает Тай. — Я как раз кое-что проверю.
Оливия улыбается.
— Сыграй мне, — говорит она, кивая на старое пианино.
Она не любит музыку, если играет не Тай, конечно. Но если он, то готова слушать до самого утра и дальше.
У Тая тонкие пальцы, выделяющиеся ключицы и острые скулы.
Он весь колючий и острый, но не для нее.
Особенно, если подойти сзади, нагнуться и просунуть ладони к ладоням Тая, чтобы переплести пальцы.
Тогда музыка замолкает, но зачем она, когда есть Тай.
Он лучше музыки.
Он вообще лучше всех на свете.

* * *
— Я посмотрел предания, — объясняет Тай, пока они медленно идут через парк, к порту. — В них говорится о Королеве Бездны. Она демон, но точных данных нет. Да и вообще, все это довольно странно и фактами не подтверждено.
На Тае шарф, делающий его похожим на воробья, и Ливви улыбается, глядя на него.
— Смотри, — продолжает Тай, резко меняя тему. Он всегда так делает, — то дерево посыпано пыльцой фей. И если загадать возле него желание, то… Нет, лучше не загадывать. Эти фейри!
Он выглядит растрепанным и взъерошенным, а Ливви угадывает очертания клинка серафима под его пиджаком.
Ливви нравится боевое облачение. Оно делает ее взрослее, сильнее и увереннее в себе. Но оно не меняет Тая. Оставляет взъерошенным воробьем, которого хочется прижать к себе и больше не отпускать.
Дорожка к порту выпрыгивает из ниоткуда, и Ливви чувствует, как температура воздуха падает на градус. Вода близко.
— Хорошо, — говорит Тай, — отлично. Шхуны здесь больше нет. Чертов Конклав.
— Можем осмотреть остальные, — Ливви оглядывается.
— Нет, — Тай качает головой как-то уж слишком уверенно, — жди здесь. Я только посмотрю. Проверю, правда в преданиях или можно растопить ими камин.
Ливви знает, что Тай никогда не выбросит никакую книгу. Он просто зол на Конклав, и все.
Злой Тай — это ужасно мило.
Ливви думает об этом и улыбается, когда раздается шепот.
Странный, чарующий. Сверхъестественный.
— Повернись.
Ливви медленно поворачивается, нащупывая клинок за поясом. Возле нее никого нет, но вдали, за большими парусниками, Ливви замечает слабое свечение.
«Тай сказал ждать здесь, Тай никогда не говорит просто так», — думает она, но не может остановиться.
Свечение превращается в женщину, Тай не возвращается, а Ливви сжимает клинок в ладони.
— Самандриэль, — одними губами выговаривает она.
Она ликует.
Они с Таем были правы. Это не янлью. Или, по крайней мере, не только он.
Женщина красива. В светлом, почти невесомом платье, с растрепанными черными волосами и рунами. Ливви на мгновение замирает. Красными рунами. Слишком резкими, чтобы быть настоящими.
— Я знаю, кто ты, — бросает Ливви, выставляя руку с клинком вперед.
— И кто же я? — женщина смеется, и ее смех вливается в уши медом.
— Ты, — Ливви делает еще шаг, — Королева Бездны.
Смех становится жестче.
— Умная девочка, — говорит Королева, — слишком умная. Ты мне нравишься.
«А ты мне нет», — думает Ливви и бросается на нее.
Хочет броситься.
Она совершенно точно знает, чего хочет и что нужно делать, но не может пошевелиться. Лающий смех продолжает вливаться в уши, и Ливви остается стоять на месте.
Она не может сделать не то, что шага, даже голову повернуть.
Смех давит на грудь, забирается в нос, забивает дыхание и мешает глотать слюну. Он давит ее, Королева начинает петь.
«Она не похожа на сирену», — успевает подумать Ливви прежде, чем закрыть глаза и продолжить наслаждаться пением.
Что-то тонкое и черное мелькает перед ней.
Тай.
Тибериус.
Он приземляется на ноги между ней и Королевой, хватает Ливви за плечи и говорит быстро, почти кричит:
— Не слушай ее. Я здесь. Открой глаза. О-ли-ви-я.
Ливви не хочет. Ей нравится быть в липкой вязкости незнакомой песни, но имя, ее имя, произнесенное по слогам Таем, заставляет ее сфокусироваться и огромным усилием воли открыть глаза.
— У тебя не получится, — зловеще мурлычет Королева, — она моя.
Оливии еще нравится ее голос, но ей ничто не мешает бросать клинок.
Тай справится. Она верит.
Тай успевает первым.
Бросает, полуобернувшись, длинный нож, и попадает в цель. Вернее, в место, где цель была.
Теперь Королевы нет. Только слабая дымка, пахнущая жженой резиной, и едва видимые очертания в воздухе.
Ливви смотрит на него изумленно.
— Ты, — говорит она, и свой голос кажется ей чужим, — ты…
— Спас тебя, но не до конца, — отвечает Тай.
Выглядит он серьезнее, чем обычно, а это не говорит ни о чем хорошем.
— Но, — Оливия с удивлением смотрит на пальцы, все еще сжимающие клинок, — я же защитник, я… Я должна беспокоиться о тебе. Я старше.
— Ты, — Тай перебивает ее, — должна жить. Об остальном забудь.
— Я, — Оливия вздрагивает, будто сгоняет паутину, пытающуюся все сильнее обвить ее, — в порядке. О чем ты, Тай?
— Королева Бездны действительно существует, — поспешно объясняет он, не отпуская ее руки, — возможно, мы только что сделали открытие, которое перевернет весь мир, но плевать. Королева может гипнотизировать, и ты только что испытала это на себе.
— Но…
— Не пытайся спорить, — перебивает Тай, — ты будешь, знаю. Связь осталась. Королева может влиять на тебя даже на расстоянии. Скорее всего, она попытается. Ты — нефилим, это выгодно.
— Что ей нужно? — спрашивает Оливия. — Как можно избавиться от этого?
— Для начала, — Тай тянет ее к дорожке, — нужно вернуться в Институт. Как можно скорее.
Сейчас он защищает Ливви, а не она его. Это странно, неправильно и очень приятно.
Смех продолжает звучать в ее ушах, но Ливви чувствует себя почти хорошо. Тай заботится о ней.
Все так.

* * *
Ливви пьет горячий кофе, в который Тай подмешал коньяк:
— Но она сказала, что невозможно разорвать связь.
Тай поднимается со стола и приседает на корточки у дивана Ливви.
— Вообще-то, да. Но нас двое, Лив. Можно победить одного, но нас двое и мы сильнее парабатай. В общем, если мои предположения верны, мы можем ослабить связь и обрести над ней контроль.
— Как? — Ливви заинтересованно отставляет чашку.
— Ты можешь чувствовать, где она, — будто не слыша, продолжает Тай.
— Как? — повторяет Ливви.
Тай выпрямляется. Резко и немного нервно.
— Поделись со мной, — он говорит так твердо, что Ливви не сомневается: споры бесполезны, — отдай мне часть.
— Но, — Ливви хмурится, выпрямляясь, — это не ножевая рана. Я не могу передать ее.
— Дай руки, — Тай садится рядом, — закрой глаза и верь в это. Верь мне, Лив.
Последние слова он выдыхает и Ливви тут же вкладывает свои ладони в его.
Смотрит на его длинные ресницы, не может пошевелиться.
Когда Тай рядом, странный манящий смех перестает звучать.

— Ну вот, моя хорошая, — шепчет Тай, — получилось.
Они в гостиной, и Ливви намного легче. Сила Тая плещется в ее венах, его пульс отдается в пальцах, теплые ладони согревают.
Ливви не нужно благодарить его, Тай и так знает. Достаточно просто помолчать рядом.
Они близнецы, их связь сильна. Им не нужно разговаривать, чтобы общаться. Даже на расстоянии, а сейчас они рядом, и Ливви знает, что все получится.
Она верит Таю. И верит в Тая.
Тай прижимает свое колено к ее бедру.
— Мы можем найти ее, — говорит Оливия, — мы должны…
— Рассказать Конклаву, — подхватывает ее Тай. — Ты думала не об этом, но идти одним слишком опасно. Я… — он запинается, — беспокоюсь.
Ливви прикрывает глаза. Ее голос хриплый:
— Это я должна беспокоиться.
Тай поднимает голову, их взгляды встречаются и Ливви кажется, что не существует совсем никаких преград.
Их мысли сплетаются, сливаются воедино, их ладони — продолжение друг друга… Ливви не ощущает своего платья. Оно не мешает жару, исходящему от Тая, оплетать ее, передаваться ей, вливаться в нее живительным потоком энергии.
Ливви тянется к губам Тая, и медленно целует его. Быстро и не стесняясь. Они близнецы. Это естественно и нормально.
— Я люблю тебя, — говорит ей Тай.
— Я тоже тебя люблю, — отвечает Ливви.
Дверь отворяется. В гостиную входит Хэлена.
— Эй, мы дома, — следом за ней переступает порог Алина.
— Привет, — улыбается она, но в глазах ее много грусти. — Вы как здесь?
Ливви с Таем не надо переглядываться, чтобы понять друг друга: никому ни слова. Не сейчас. Не надо.
— В порядке, — Тай поднимается, — я пойду к себе. У меня там опыты.
— Не торопись, — Хэлена устало падает в кресло и запрокидывает голову. — Сейчас начнется все самое интересное. Янлью начал говорить. Оказывается, предания о Королеве Бездны — правда.

* * *
— Но у нас с ней связь, — Ливви старается не кричать, — мы можем помочь, как ты не понимаешь.
— Вы слишком юные, — Энджела Блэкторн качает головой и добавляет: — и вы мои дети. Скажите спасибо, что я еще не отвела вас к Безмолвным братьям. Это гипноз. Он опасен. О чем вы думали?
— Ма-а-ам, — Оливия закатывает глаза, — это мы нашли Королеву. — И мы имеем право.
— Нет, — твердо говорит она, — я сказала, нет. Останетесь здесь, отправите Дрю и Тавви к Пэнхоллоу, в Идрисе сейчас безопаснее. Институт на вас.

— Они будут драться без нас, — расстроено говорит Оливия, — нет, ты представляешь. Янлью сказал, что Королева связана с Себастьяном Верлаком.
— Весь Конклав здесь, — отстраненно замечает Тай, — Все сумеречные охотники. Бедный Лос-Анджелес.
Он задуман, и Ливви щелкает пальцами перед его глазами:
— Ты меня слушаешь?
На ней длинное платье, под которым кожаные штаны и такой же жилет. И оружие. На всякий случай.
Тай не реагирует.
Ливви знакомо это состояние.
Он либо в шаге от очередного великого открытия, либо от осознания своей ошибки.
— Что… — начинает она, но Тай срывается и вылетает из комнаты со словами:
— Одну минуту.
Приходит Дрю.
— Вы собрались? — спрашивает Оливия, поправляя вазу.
— Да, — Дрю кивает, — Тавви уже идет. Мы долго там будем?
— Тебе же нравится Идрис, — удивляется Ливви.
— Нравится, — кивает Дрю. — Но я хочу драться.
Ливви хмыкает:
— Мы тоже.
На Дрю джинсы и цветной рюкзак, набитый раскрасками и книгами. Она обожает книги. Только не мистику и детективы, как Тай, а что-то вроде Кодекса сумеречных охотников или Путеводителя по рунам.
Тавви сидит на диване возле нее, болтает ногами и играет ножом, замаскированным под пластмассовую отвертку.
— Не взорвите Идрис, — Ливви поглядывает на дверь.
Тая нет. Десять минут прошло.
Кареты за Октавианом и Друзиллой тоже.
Проходит еще пять минут, и Тай вихрем влетает в комнату. Его глаза горят, волосы растрепаны сильнее обычного. Он дышит так, будто целый день бежал вдоль побережья под жарким солнцем.
— Кареты нет, — произносит Ливви и только потом поднимает голову.
«Что-то случилось», — понимает она прежде, чем Тай начинает говорить.
А говорит он сбивчиво.
— Я, — запинается, — я все понял. То, что мы упускали. Я знаю, кто она.
— Королева? — спрашивает Ливви недоуменно.
— Да, — кивает Тай. — Она. Красные руны, состав крови первой жертвы, все сходится. Это Лилит.
Друзилла берет Тавви на руки. Оливия прикрывает ладонью рот.
— Но, — она вскакивает, будто это должно решить все, — у нее еще мало сил.
— Верлак не терял времени, — нетерпеливо объясняет Тай, — когда мы думали, что он залег на дно, он работал.
— Значит, — Оливия замирает у стола, сталкивая на пол стакан, — кареты не будет, — медленно договаривает она.
Осознание наваливается на нее битым стеклом, разлетевшимся по ковру.
— Себастьян, — договаривает за нее Тай, — Верлак в Идрисе.
— В пустом Идрисе, — заканчивает его мысль Оливия.
Дальше все происходит быстро, и позже Ливви не может вспомнить подробностей.
— Институт… — начинает Тай.
— К черту Институт, — она сбрасывает платье, — Друзилла и Октавиан остаются. Мы не отпустим их в Идрис.
— Конклав в порту, — Тай спешно рисует руны на шее Ливви, — мы можем успеть. Нужен портал. Рагнор Фелл…
— Я позвоню ему и отправлю в порт, — Дрю вскакивает, сбрасывая рюкзак.
Пришло время ее первой битвы, пусть она и не будет на ней присутствовать.
— А я, — Тавви машет своей отверткой, — я защищу ее. Идите.
Ливви заканчивает руну на груди Тая.
— Готов? — спрашивает она.
Тай не отвечает. Да и не нужно это.
Его решительность передается Ливви, плещется в ней. Она — защитник. Но если бы не Тай, не была бы им.
Он всегда поддерживает ее.
Он — это она.
Им не нужны слова и тайные символы, достаточно быть рядом и драться плечом к плечу.
Лос-Анджелес бросает им соль в лицо, руна скорости помогает бежать быстрее.
Они вместе. И Тай перевернет весь мир, чтобы c ней все было в порядке.
Она считает себя защитником, но Тай не может не защищать ее.
Он сожжет любого, кто попробует причинить ей вред.
Лилит точно не поздоровится.
У Тая нет никаких сомнений.

[1] — имя Джон Доу используется для обозначения неизвестного персонажа.

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке №33

[Shadowhunters Chronicles]

Магнус Бейн|Саймон Льюис. Броманс, весна, ужасная погода. "Что с этим миром не так? М? Кто мне, блять, объяснит? Может быть, шторы?" (с)

TWINKLE TWINKLE LITTLE STAR

Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Тип: гет
Пейринг: Саймон Льюис, Магнус Бейн/Алек Лайтвуд
Рейтинг: R
Жанр: романс, драма
Размер: драббл
Статус: закончен
Саммари: Саймон - единственный, кто может уговорить Магнуса поработать с Конклавом после всего, что произошло, и после того "я вам больше не домашний питомец".
Дисклеймер: все права принадлежат Кассандре Клэр
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 33. Магнус Бейн|Саймон Льюис. Броманс, весна, ужасная погода. "Что с этим миром не так? М? Кто мне, блять, объяснит? Может быть, шторы?" (с)
Предупреждения: в какой-то мере сонгфик

— Нет времени объяснять, — говорит Саймон.

Он стоит в дверном проёме и пытается казаться настойчивым, но выглядит скорее забавным.

Или даже смешным, Магнус пока ещё не определился.

— А ты, Скотти, всё же попробуй. И небольшой совет: звериная серьёзность тебе не идёт. — Магнус смотрит на него, лениво прикрыв глаза и почёсывая Великого Мяо за ушком.

Саймон переминается с ноги на ногу. Ему явно неловко, он ощущает себя не в своей тарелке, и Магнус не хочет знать почему.

У него есть пара догадок, и обе заключаются в том, что с Алеком что-то случилось, но Магнус предпочёл бы этого не услышать. Пока ты не в курсе, ты можешь делать вид, что всё хорошо.

— Магнус, — вздыхает Саймон и делает шаг вперёд.

С кончиков пальцев Магнуса срываются синие искры.

Возможно, было бы лучше, если бы они, извернувшись в воздухе, сложились в знак "проход воспрещён", но эта идея приходит в голову слишком поздно. Саймон уже стоит прямо с ним.

Он нависает над диваном, и Мяо поднимает голову ему навстречу, словно собираясь спросить — ну, будешь ты гладить меня или нет?

— Я не позволю тебе сожрать моего кота, если ты за этим пришёл.

— Выпить, — механически поправляет Саймон и тут же спохватывается: — Нет, не за этим.

— А что тогда? Снова хочется острых ощущений? Прости, но у меня нет больше напитков, способных превратить тебя в крысу.

В глазах Саймона плещется раздражение.

Если снова назвать его чужим именем, оно наверняка выплеснется через край, и скорее всего это будет забавно. Или даже смешно.

— Я не хочу превращаться в крысу, — устало говорит он и трёт переносицу, как будто ему надавили очки. И вот это точно смешно, потому что очки он больше не носит. — Мне нужно...

Будь Магнус маленькой девочкой, он зажал бы уши ладонями, чтобы не слышать, и завёл бы во весь голос какую-нибудь глупую песенку...

— Мерцай, мерцай, маленькая звёздочка, — бормочет он себе под нос.

Колыбельная в самый раз. И Саймон выглядит озадаченным.

— Я не понимаю...

— Так ведь и я не понимаю, Сильвестр, — Магнус укоризненно качает головой. — Я, конечно, рассматривал вариант, что Александр пришлёт за своими вещами кого-то другого, но полагал, что это будет Изабель или ваш мальчик-Ангел... Ну, знаешь, тот блондинчик, на которого твоя рыжеволосая подружка тебя променяла.

— Его зовут Джейс, — не дожидаясь приглашения, Саймон присаживается. Правда, на пол, но в этом веке молодёжь манерам не учат, а значит, и ожидать от него особенно нечего. — И я пришёл к тебе не за вещами.

— Тогда зачем? Изабель тебя отшила и ты ищешь утешения? Хочешь посмотреть проект "Подиум"? Или, может быть, украсть тебе чашечку кофе? Давай, Стэн, говори, не стесняйся...

Обхватив коленки руками, Саймон запрокидывает голову. Его зубы сжаты, напряжённые челюсти кажутся каменными.

— Ты не сможешь меня убить, — на всякий случай предупреждает Магнус. — У тебя больше нет Метки Каина, и я могу одержать верх одним щелчком пальцев.

"Одержать верх" звучит немного старомодно, тут больше подошло бы "прикончить", но раз уж ты родился восемь столетий назад, ничего не попишешь, иногда твоя речь будет звучать странновато.

— Да что с тобой? — говорит Саймон.

— Что со мной?

Магнус мог бы объяснить, но не уверен, что это можно понять без того, чтобы прожить уйму лет в ожидании звёздного света, а потом увидеть его и потерять.

— Да, что с тобой? — Это выходит у Саймона неожиданно зло и неожиданно яростно, и Магнус косится на него, чтобы убедиться, что это точно он, а не переодетая Изабель. — Что с тобой не так?

— Скорее, что не так с этим миром. М? Кто мне, блядь, объяснит? Может быть, шторы? Может быть, ты?

На самом деле, Магнус большой мальчик и не нуждается в объяснениях. Мир перевернулся, встал с ног на голову, прокрутился три раза и сам себя засосал в супермассивную чёрную дыру, и никакие радужные шторы тут не помогут.

И Саймон тем более.

— Ты нужен в Идрисе, — наконец говорит он, и у Магнуса из груди вышибает весь воздух. — У Конклава для тебя есть задание.

Магнус чувствует себя так, как будто оказался в открытом космосе без скафандра, но не собирается это показывать.

— А ты теперь их уполномоченный представитель? Мальчик на побегушках?

Великий Мяо протестующе ворочается под слишком сильно сжавшимися пальцами.

— Ага, — Саймон внимательно смотрит на него. — Домашний питомец.

Ярость поднимается внутри Магнуса слепящей сверхновой. В этот момент он готов на всё, даже поработать с Конклавом, чтобы доказать себе, что его это не задевает.

Ни капли.

Ни разу.

Ни в одной из Вселенных.

Он спускает ноги с дивана.

— Что за задание?

Саймон пожимает плечами.

— Мариса Лайтвуд расскажет тебе в Институте. Меня попросили лишь передать. — Прежде, чем Магнус успевает спросить, почему именно его, Саймон сам поясняет: — Джейс слишком занят небесным огнём, Клэри ты не воспринимаешь всерьёз, а Изабель убьёт тебя как только увидит.

Магнус полагает, что это самое правильное, что она может сделать, учитывая, как он поступил с её братом.

Об Александре Саймон не говорит, и с одной стороны это ранит, а с другой — позволяет надеяться, что с ним всё в порядке.

Великий Мяо отправляется с колен на диван, а Магнус встаёт. Саймон поднимается следом, и вид у него при этом такой небрежно-отсутствующий, словно он брал уроки у Джейса.

— Мерцай, мерцай, маленькая звёздочка, — напевает Магнус, снимая с подлокотника чёрный пиджак и отряхивая его от кошачьих шерстинок.

Саймон смотрит на него как на идиота.

— Хотел бы я знать, кто ты, — напевает Магнус, завязывая шнурки на ботинках.

Это было бы даже забавно, но скорее всего просто смешно.

— Высоко-высоко над землёй, — напевает Магнус, закрывая дверь на три оборота и спускаясь по лестнице следом за Саймоном, — словно бриллиант на небе...

Мерцай, мерцай, маленькая звёздочка.

Звёздочку зовут Александр, и, как бы не изменилась карта ночного неба, для Магнуса она никогда не погаснет.

Ни в одной из Вселенных.

Twinkle, twinkle, little star,
How I wonder what you are!
Up above the world so high,
Like a diamond in the sky!

When the blazing sun is gone,
When the nothing shines upon,
Then you show your little light,
Twinkle, twinkle, all the night.

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке № 21

[Shadowhunters Chronicles]

Себастьян (Джонатан Кристофер Моргенштерн)/Клэри Фрей. "Шрамы напоминают, что прошлое реально" (с) Г. Лектор

ОБЩАЯ КРОВЬ (гет)

Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Пейринг: Себастьян (Джонатан Кристофер Моргенштерн)/Клэри Фрэй
Рейтинг: R
Жанр: романс, драма
Размер: драббл
Статус: закончен
Саммари: Себастьян дает свою кровь Клэри, Клэри не может без Себастьяна.
Дисклеймер: все права принадлежат Кассандре Клэр
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 21. Себастьян (Джонатан Кристофер Моргенштерн)/Клэри Фрей. "Шрамы напоминают, что прошлое реально" (с) Г. Лектор
Предупреждения: AU, инцест, dark!Клэри, в каком-то смысле bloodplay

———
Глаза Себастьяна темнеют, когда он прижимает Клэри к стене и начинает быстрее двигаться.
Становятся черными, опасными и завораживающими. Клэри теряет рассудок каждый раз, когда видит это. Запрокидывает голову, оголяя шею, подставляя ее под жесткие поцелуи, выгибаясь и прижимаясь грудью к пылающей коже Себастьяна.
Джонатана.
Клэри не помнит себя в моменты, когда занимается с Себастьяном сексом, но его имя забыть не может.
Джонатан Кристофер Моргенштерн.
Ее брат, ее кровь и ее семья.
Иногда Клэри уверена, что все именно так и есть. Иногда ей кажется, что Себастьян — убийца, но, когда он снова стаскивает с нее одежду, эти мысли тут же вылетают из головы.
Есть Себастьян и есть остальной мир.
Ее Себастьян.
Серебряные волосы, белая кожа, черные, как воронка ада, глаза. Сильные руки и хриплый шепот. Планы свержения Конклава, убийства демонов (рука об руку, а спина к спине, золото и серебро, кровь и сила) и ужины в изысканных ресторанах.
Клэри нравится это все. Но еще больше ей нравится Себастьян.
Принц из детских рисунков. Она — принцесса.
Клэри смеется, когда Себастьян оставляет на ее шее багровый след.
———
— Шрамы напоминают, что прошлое реально, — говорит он позже.
Они в кровати. Клэри разглядывает потолок и пытается выровнять дыхание, Себастьян вертит в руках кинжал и проводит им по ее груди.
Выровнять дыхание, конечно же, не выходит, но Клэри уже и не хочет этого.
Зачем хотеть чего-то, когда Себастьян рядом?
— Вот этот, — шепчет он, и Люцифер может идти собирать яблоки и безуспешно пытаться отдать их Еве, — о чем ты думаешь, когда на него смотришь?
«Я думаю о тебе», — хочет ответить Клэри, но Себастьян надавливает лезвием на тонкий зигзагообразный шрам на ее бедре.
Этот шрам она получила, когда спасала мир от своего отца. Когда ползла к кругу и просила Разиэля об одном. «Джейс».
Джейс.
Клэри вздрагивает.
Прошлое реально, и оно впивается в нее стальными шипами, выдергивает сердце, сжимает его и… И отдает обратно.
Клэри отвечает, не сумев сдержать стон, потому что теперь Себастьян пальцами сжимает ее соски и смотрит в глаза.
— Иногда я ненавижу тебя и хочу убить, — Клэри сглатывает и щурится, — думаю, как прыгну на тебя с клинком, как он рассечет кожу. Но потом ты просыпаешься, и я понимаю, что не смогу без тебя. Почему?
Клэри хочет сказать что-то вроде «какого черта именно ты» или «не прекращай, пожалуйста», но вместо этого снова стонет, а Себастьян смеется.
Его смех опасен. Он весь — большой сгусток электрического напряжения. Ударит сильно — не сможешь встать, но покалывает приятно.
Клэри касается левой руки. Старая привычка, оставшаяся от прошлой жизни. Когда-то она носила там плетеный браслет из бисера, подарок Саймона, но теперь вместо него — широкая золотая пластина, подаренная Себастьяном.
Он застегнул ее на запястье Клэри, когда они впервые сразились вместе. С тех пор она с ней не расстается.
В глазах Себастьяна плещется безумие, влажные губы будто пропитаны ядом, по ладоням проходит ток.
Шелковое темно-синее одеяло сброшено на пол, Клэри разглядывает обнаженную женщину на картине, когда Себастьян мягко приставляет кинжал к ее шее. Касается им подбородка и негромко просит:
— Повернись.
Клэри слушается. Не из-за того, что лезвие упирается в ее кожу, а потому что это Себастьян. И он правда просит.
Она поворачивается, и тем же кинжалом Себастьян разрезает свое запястье. Кровь тонкой струйкой стекает по бледной коже, переливается в тусклом свете комнаты и манит.
— Пей, — Себастьян протягивает Клэри руку.
За его улыбку можно взорвать Конклав.
Клэри пьет.
Когда первая капля крови падает ей на язык, Клэри думает, что за Себастьяна вообще можно сделать все.
У его крови странный вкус. Горькая, терпкая, но с легким оттенком сахара.
Кровь демона и кровь ангела. Добро и зло, смешанное в один коктейль.
Они — Моргенштерны. Себастьян принадлежит ей, а она — ему.
Клэри хочет вытереть губы тыльной стороной ладони, но Себастьян перехватывает ее и проводит по ним языком, слизывает, а потом целует.
———
— Мы можем заманить Конклав в ловушку, — Клэри тянется за своей рубашкой, — я отправлю им огненное письмо, скажу, что ты уснул, а мне удалось отыскать здесь стило. Только назови место.
— Девочка моя, — говорит Себастьян, — это было бы слишком просто, но…
Но дальше Клэри уже не слышит.
«Девочка моя», — снова и снова раздается внутри нее.
«Девочка моя», — заставляет вздрагивать раз за разом.
«Девочка моя».
«Девочка»…
Себастьян перекатывает в ладонях стило. Клэри смеется, запрокинув голову.
Шрамы не только напоминают, что прошлое реально, но и убеждают в том, что настоящее существует.
Под левой грудью Клэри, под самим сердцем, широкая буква «М» — метка Себастьяна.
Они — одно целое.
Последние из Моргенштернов. Последние из своего рода.
Клэри чувствует на губах вкус крови и думает, что никогда не откажется от настоящего.
Своей крови.
Крови Себастьяна.
Их общей крови.

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке №55

[Shadowhunters Chronicles]

Изабель Лайтвуд vs. Камилла. "Будете обижать дорогих мне людей - я перестреляю ваших ворон. И только не говорите, что вы не поступили бы так же"

СЕМЬЯ (джен)

Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Пейринг: Изабель Лайтвуд, Алек Лайтвуд, Камилла Белкорт
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма
Размер: мини (3460 слов)
Статус: закончен
Саммари: Они не парабатай, но они – семья. Изабель не знает, ради чего сражаться, если не ради этого.
Дисклеймер: все права на героев принадлежат ККлэр
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 55. Изабель Лайтвуд vs. Камилла. "Будете обижать дорогих мне людей - я перестреляю ваших ворон. И только не говорите, что вы не поступили бы так же"

*
Каждое утро Изабель начинается с того, что она пытается найти свою одежду в комоде, не порезавшись о разбросанные в нем кинжалы. Осторожно снимает лифчик со слабо мерцающего клинка серафима, вытаскивает из майки заколку-нож, выпутывает кнут из кожаного жакета.
Каждый раз Изабель некогда искать кухонный нож, поэтому она встряхивает волосами и режет сырные булочки той самой заколкой, забегая перекусить между рейдами или занятиями в библиотеке.
Каждый вечер, плавно перетекающий в глубокую ночь, Изабель кладет небольшой кинжал, с Силой, выбитой на рукоятке, под свою подушку. На ней обычно наволочка с мультипликационными кошками или улыбающимися прямоугольниками. Она в Институте. Ангельская сила на входной двери, высокие своды, острые шпили, надежность и безопасность. Но Изабель отлично знает, что никакой Институт не позаботится о ней лучше нее самой. Никто не защитит ее от опасности так, как острый кинжал и привычный кнут.
Иногда Изабель даже кажется, что никто не защитит Алека и Саймона лучше нее. И Джейса, но, нет — Изабель мотает головой в таких случаях — Джейса защитит Клэри. Вот, пожалуй, и все. Остальные нуждаются в ней, Изабель.
Изабель думает об этом не для того, чтобы самоутвердиться или почувствовать себя важной. Или из еще каких—то эгоистических причин. Она думает об этом, просто констатируя факт. Ну, и переживая.
В основном, конечно, за Алека с — Изабель замирает — с Саймоном, но и за маму тоже. И за отца. За Джейса и Клэри меньше, но и за них. Джейс — брат, Клэри — его девушка. Изабель не может не беспокоиться.
Она вытаскивает из шкафа кожаные штаны, собирает волосы в высокий хвост, застегивает пиджак, и по ней не скажешь, но Изабель и не хочет, чтобы кто-то об этом знал.
Достаточно того, что она знает. И то, что нужно помочь и то, что важная. Для всех них.
Изабель заходит на кухню, чтобы вытащить из холодильника банан. Немного зеленый, как она любит. И отправляется в библиотеку. Сейчас, когда Ходжа нет, занятия в ней не проводятся, но там у мамы что-то вроде информационного пункта. Ну ладно, на самом деле Изабель просто не нравится слово «кабинет». Оно отдает Конклавом и бюрократией. И изменой отца, если быть честной.
Изабель знает об этом уже пять лет, но до сих пор не может его простить. Хоть и, кажется, понимает.
Она толкает дверь и сразу же видит мать. Сидит за столом, круги под глазами, а в них столько отчаяния и боли, что и усталости никакой не снилось. Волосы растрепались, одежда мятая. Изабель попыталась бы вспомнить, сколько мама ночует здесь, если бы это могло помочь.
Но не поможет, поэтому Изабель хмурится и решительно произносит, подходя к столу:
— Отправляйся спать, я посижу, если будет что-то срочное — позову.
Мариса поднимает голову, и Изабель видит, как ей хочется съязвить что-то вроде «какой демон умер сегодня, если моя дочь наконец-то пришла ко мне», но у мамы совсем нет сил. Изабель не отводит взгляд. Мариса, помедлив, кивает и уходит, погладив Иззи по волосам. Так, словно ей семь лет.
Наверное, мама думает о том, что они слишком похожи и потому соглашается с Изабель. Ведь бесполезно спорить с самой собой.
Мама уходит, и Изабель выбрасывает кожуру в окно, закидывая ноги на стол. Может быть, она пересмотрела фильмов. Может, ей просто не нравится официозность Конклава и легкий налет плесени на его способах решения всех проблем.
Клэри с Джейсом неизвестно где, Себастьян все еще недостаточно мертв. Вообще-то, совсем не мертв и это злит Изабель так, как ничто другое.
Изабель хочет позвонить Алеку, но вспоминает, что он собирался к Магнусу, и вместо этого не звонит даже Саймону.
Изабель не хочет отвлекаться, она же пообещала маме. На самом деле ей просто сложно раскрываться. Это она пообещала себе. Давно.

*
— Если ты хочешь проверить, одна ли я, то да, одна, — фыркает Изабель, когда Алек без стука заходит к ней, — я бы не приводила своего парня прямо сюда, к неуравновешенному и пахнущему сандалом тебе. Это было бы слишком жестоко.
Алек закатывает глаза и садится на угол кровати.
— Еще немного и я налью сандалового масла в твой гель с корицей, — спокойно говорит он и так же невозмутимо добавляет: — но Саймона ты же водишь.
Изабель, собирающаяся пошутить о бесцеремонных братьях, врывающихся ранним утром, замолкает и отводит глаза:
— Он не мой парень.
Алек пожимает плечами:
— Мне так не показалось.
Изабель хмурится и делает то же, что и всегда, в таких ситуациях. Нападает первой.
— Раз уж ты притащился сюда в пять утра, разрушил мой домик из одеяла и, как настоящий старший брат, почитал лекции о безопасном сексе, давай поговорим о тебе и…
— Тихо, — Алек хватает ее за руку и сжимает пальцы, — не здесь.
— Отлично, — Изабель откидывается на подушку, — теперь ты еще и выгоняешь меня из квартиры.
Изабель язвит, но Алек сжимает ее руку так сильно, что она понимает тут же: что-то не так. Что-то очень сильно не так, раз Алек оставил Магнуса в пять утра и собрался тащить ее в холодный, промозглый парк.
Нет, они, конечно, любят друг друга сильнее, чем другие братья и сестры, но парк в пять утра без алкоголя, оставшегося от веселой ночи — это немного слишком.
— Я подожду в коридоре, — Алек невесело улыбается, — только быстрее, Из.
Они у Магнуса. Магнус спит.
Изабель собирается быстро, не забыв захватить оружие и обвить на запястье кнут. Просто с ним спокойнее.

*
Алек выглядит, как побитый пес, и сердце Изабель разбивается на куски. То есть, выглядит он нормально, но она-то знает. Изабель знает Алека лучше, чем себя саму. Иногда ей кажется, что и чувствует за двоих. Они не парабатай, но каждая неудача Алека отзывается в ее сердце звоном. Или землетрясением.
Изабель оглядывается по сторонам. В парке тихо и пусто, как в холодильнике Института, когда мама в Идрисе, но они все равно невидимы.
Так удобнее и безопасное. Только Изабель хмыкает: от себя не скроешься, сколько рун невидимости не рисуй.
— Серьезно? — спрашивает она. — Камилла Белкорт. Старше тебя раз в… много.
Изабель запинается — боится сделать Алеку больно. Еще больнее.
— Из, я понимаю, — Алек останавливается у дерева, — но я не могу так. Не могу быть рядом, в этой огромной квартире, в окружении вещей из его прошлых жизней, не зная о них ни капли. Иногда мне кажется, что все эти свитки, шкатулки и древние книги собираются подписать мирный уговор и задушить меня.
У Алека растрепанные волосы и сбившийся набок шарф. Изабель медленно поправляет его и произносит, глядя в глаза и не разжимая рук:
— Тебе известно, что это глупо. И я от этого не в восторге, но можешь рассчитывать на меня. Ты всегда можешь рассчитывать на меня. Что бы ни произошло, я рядом.
Алек обнимает ее, и Изабель прижимается ближе, опуская голову на его плечо.
Они не парабатай, но они — семья. Изабель не знает, ради чего сражаться, если не ради этого. Она не предаст Алека никогда, сколько бы демонов и проблем с Конклавом не стояло бы на ее пути.
Алек сжимает ее ладонь, и Изабель понимает — он сделает то же, не задумываясь вообще.
Они стоят в пустынном парке, сырость хлопьями сваливается с деревьев и окутывает все вокруг. Кнут кнутом, но ее рука в руке Алека, и Изабель знает — они справятся, против чего бы им ни пришлось сражаться.

*
Себастьян все еще жив, Алек продолжает встречаться с Камиллой, отношения с Саймоном не идут никуда, потому что Клэри и Джейс в опасности, и они не могут думать ни о чем другом. Отец в Идрисе, мама валится с ног и поддержки Изабель ей явно недостаточно для того, чтобы выровнять пульс и перевести дыхание. У Магнуса круги под глазами, и хоть он бессмертен, Изабель не может не беспокоиться.
Все это накладывается друг на друга, как слои на праздничном торте. Изабель помогает всем, кому может помочь, но этого недостаточно и слишком много одновременно.
Изабель понимает, что взвалила на себя слишком много, и нет ничего хорошего в тренировках, потом, без передышки, рейдах, тайных собраниях у Магнуса, ночах с красным вином и минимальным количеством сна. Но всего этого мало для того, чтобы помочь хотя бы кому-то одному, хотя бы Алеку. Или хотя бы маме. Изабель чувствует себя бесполезной и ни на что не годной, и ей кажется, что еще немного, и она от бездействия покроется паутиной, а потом и вовсе превратится в кокон.
Изабель спит по три часа в сутки и чувствует, что паутина уже щекочет кожу. Именно поэтому она соглашается пойти на вечеринку с одним знакомым вампиром, встретив его в зачарованной таверне на стыке Первой авеню с Хьюстон-Стрит, где подают отличные коктейли, замечательно отвлекающие от невеселых мыслей.
Вечеринке, конечно, далеко до вечеринок Магнуса, но Магнусу сейчас не до этого, а Изабель пытается утопить мысли о Саймоне в глазах симпатичной нежити, переживания об Алеке в бокалах с горькими напитками, тревогу о маме и мысли о Джейсе с Клэри в громкой музыке и сумасшедших танцах.
Выходит плохо, если не сказать, что не выходит вообще никак.
Изабель целуется с вампиром Хьюго, но не чувствует ничего, кроме влаги на губах и мыслей о… Нет, только влагу. С алкоголем полегче, но тоже не очень. Совсем не очень.
Изабель скучно — впервые скучно на вечеринке — и она пытается высмотреть кого-то знакомого, но это не удается. Поэтому, взяв очередной бокал, Изабель бродит по дому, рассматривая картины и пол, и стены, и… Просто бродит.
Гости, словно пчелы, находятся в каждой комнате, и Изабель уже собирается уходить, когда вдруг замечает Камиллу.
В том, что это Камилла, Изабель не сомневается. Светлые волосы, изящные клыки, поблескивающие в полумраке, ядовитая полуулыбка и маленькое черное платье.
Камилла Белкорт не только стерва, она еще и в официальном розыске. На мгновение Изабель решает, что ей показалось, но она Изабель и она знает, что если и верить кому-то, то в первую очередь себе. Остальным — потом.
Камилла одна, и Изабель бы не ручалась, что она пьет не кровь, потому что жидкость в ее бокале слишком густая и слишком темная.
Изабель механически встряхивает рукой, чтобы проверить — кнут рядом. И входит без стука.
— Камилла, — Изабель останавливается между дверью и диваном, напряженная, готовая в любой момент взмахнуть рукой и высвободить верный кнут, — официальный розыск, награда от Конклава, личная выгода, в конце концов.
Изабель не здоровается.
Камилла тоже.
Она медленно отпивает из своего бокала и только потом открывает глаза. Вскидывает бровь. Медленно произносит, словно это светская беседа с королевой, а не без пяти минут схватка с сумеречным охотником:
— Лайтвуды. Вас слишком много в моей жизни в последнее время. Не перегибайте палку.
Камилла улыбается так, что Изабель с трудом подавляет желание взмахнуть рукой уже сейчас.
— Отстаньте от моего брата, — четко произносит Изабель, не тратя времени на объяснения.
Камилла живет слишком долго и знает излишне много, чтобы не понять, зачем она здесь. Изабель слишком волнуется за Алека, чтобы ходить кругами.
— Мне нужно что-то взамен, — Камилла любуется мягким светом, играющим на стекле, отбивающимся от граней.
Любуется с опаской. Не боясь, но благоразумно опасаясь.
На Изабель кожаные штаны и никто не помешал бы ей наброситься на Камиллу прямо сейчас, но она не делает этого. Пока не делает.
— Что именно? — Изабель прищуривает глаза.
Камилла притворно вздыхает:
— Гарантия собственной безопасности.
Изабель делает шаг вперед:
— Кажется, вы получили ее, когда начали назначать встречи моему брату.
Камилла садится безумно быстро, но очень плавно, и теперь уже отставляет бокал на стол, будто бы переходит к делу.
— Хочешь, заключим с тобой небольшую сделку?
Камилла улыбается, как лиса и выглядит, как настоящий лед.
Изабель — огонь.
— Будете обижать дорогих мне людей, — твердо и громко произносит она, не дослушивая Камиллу, — я перестреляю ваших ворон. И не говорите, что вы не поступили бы так же.
Камилла смотрит на Изабель задумчиво и пожимает плечами, покачивает ногой:
— У меня нет дорогих людей. Когда живешь так долго, как живу я, невольно привыкаешь к потерям и отучиваешься привязываться к кому-то настолько сильно.
Изабель следит внимательно и, хотя лицо Камиллы остается расслабленным и равнодушным, на мгновение ей удается заметить странный блеск в глазах. Но он исчезает настолько быстро, что Изабель вовсе не уверена в его существовании.
— Что, ни одного за все время? — удивленно переспрашивает Изабель.
Камилла улыбается:
— Не жалей меня, подумай лучше о брате. Ты же за него беспокоишься, не так ли?
Изабель криво улыбается и медленно произносит:
— Ни слова о моем брате, если вам хоть немного дороги ваши вороны.
Изабель могла бы попытаться убить Камиллу. Или вызвать Конклав. И много еще чего. Но здесь слишком много вампиров и так она только подставит Алека, а этого она, конечно же, никогда не сделает.
Камилле об этом известно ничуть не хуже, и когда она нарочито неспешно тянется за бокалом, у Изабель медленно созревает план.
— Надеюсь, вы приятно провели время, — она подходит совсем близко, — хорошего вечера. И подумайте о воронах.
Изабель все еще чувствует себя бесполезной, от алкоголя в висках стучит, тревога усиливается и возвращается, но Изабель выпрямляет спину и просит у Хьюго байк. Ей нужно проветрить голову и собраться с мыслями.
Она знает, как действовать. Она — Лайтвуд. Теперь Изабель уверена в том, что все получится.
Ради Алека.
Ради всех.

*
План вспыхивает в голове Изабель, будто огненное письмо, доставленное в Институт из Идриса.
— Что делаешь? — Алек заглядывает к ней в комнату, не стуча.
Изабель могла бы метнуть нож, но уже привыкла — Алек всегда так делает.
— Грущу о недопитом на вечеринке виски, — она фыркает и потягивается.
Изабель собирается на охоту, но Алеку незачем это знать. Никому не надо.
— Ясно, — кивает Алек, — если что, тебе известно, где можно меня найти.
И закрывает за собой дверь.
Саймон ушел к Люку, Алек отправился к Магнусу, Джейс и Клэри у Себастьяна. Изабель некогда отдыхать.
Закрепляя ножны, Изабель думает о том, что сейчас вообще делает. Решает чужие проблемы или убегает от собственных мыслей.
Достать стило, начертить руны, взять оружие, вплести в волосы смертоносный нож. Все просто.
Думать становится некогда.

*
У Изабель много знакомых вампиров. И никому из клана Рафаэля — Камиллы, поправляет себя Изабель, Камиллы — не нужны проблемы.
Именно поэтому она сейчас не в библиотеке с мамой, не за разработкой очередного плана у Магнуса и не за слушаньем пересказа Мстителей или Звездных Войн.
Она в темном переулке, разрисованном пентаграммами и граффити. Рок навсегда, хиппи клевые, Кобейн жив… Камилла должна быть мертвой.
Камилла.
Изабель понимает, что Камилла не подпустит ее близко. И ей не справиться в одиночку с древним вампиром. Но у нее есть план.
— Не пытайся сбежать, — холодно говорит Изабель, — там еще светло. И лучше не нападай. На тебе и так кровавый след через несколько штатов. Поможешь мне — лишишься многих проблем. Не поможешь — думаю, сама понимаешь.
Изабель улыбается.
Девочка — маленькая, хрупкая девочка в розовой футболке с кошкой и светлых джинсах, с растрепанными длинными волосами — смотрит на нее исподлобья.
Ребенок. Изабель подавляет дрожь. Она нефилим, и это не должно удивлять ее, но каждый раз все равно удивляет.
Совсем ребенок. Тринадцать лет. Изабель бы, может, и не поверила, вот только у рисованной кошки вниз по подбородку стекает кровавая струйка.
Морин не успела переодеться.
— Чего ты хочешь? — шипит она, и жестокость проступает в ее чертах.
Изабель хмыкает.
— Сначала проясним кое-что, — она опирается на стену, готовая сорваться в любой момент, прыгнуть, взмахнуть кнутом, — Рафаэль Сантьяго хочет твоей смерти. Конклав тоже не будет мягким. Ну, знаешь, связь с Лилит и убийства примитивных не в его вкусе. У тебя нет выбора.
Изабель убивает двух зайцев сразу. Избавиться от Камиллы и обезопасить Саймона, если Морин станет главой нью-йоркского клана. Ну, и получить почти полную власть над ним.
Конклав обрадуется. Им пригодится благосклонность Конклава. Не то чтобы это правда волновало Изабель, но терять Институт нельзя.
Институт — дом, Изабель не отдаст его никому.
Морин откидывает голову, и Изабель замечает в ее глазах что-то, чего никогда не бывает у детей.
— Чего ты хочешь? — снова повторяет Морин, пристально глядя на нее.
— Убей Камиллу Белкорт, — Изабель улыбается, разводя руками.
Ее Камилла не подпустит близко, а вот Морин не заподозрит ни в чем. Новорожденная девочка, пусть и вампир, не кажется опасным противником.
— Хорошо, — Морин обнажает клыки и бросается вперед.
Собирается.
Изабель успевает первой.
Взмахивает кнутом, заставляя Морин отпрянуть, и спокойно произносит:
— Дешевый фокус новообращенного. Не показывай клыки тем, кто может лишить тебя их.
Изабель тренируется каждый день. У них война, они должны быть готовыми ко всему.
Уходя, Изабель оставляет Морин тетрадный лист. Две строчки: адрес и время.
Завтра ночью.

*
Изабель гладит Черча и ждет, пока лифт приедет.
У всех немного выравнивается дыхание, маме легче, кажется, даже отец собирается возвращаться.
Изабель больше не чувствует себя бесполезной. Или почти не чувствует.
Ей невыносимо от того, что в Институте все еще пусто и тихо. Эта тишина напоминает звон разбитой вазы. Такой же пронзительный и стремительный. Обреченный. Когда все происходит на твоих глазах, а ты не можешь ничего сделать. Только стоишь и смотришь, а потом идешь собирать осколки.
Но Изабель делает все, чтобы ваза не долетела до пола. Все, чтобы подхватить ее за мгновение до падения.
Рубин сверкает на ее шее, кнут обмотан браслетом вокруг запястья, в каблуках спрятаны потайные лезвия — только правильное движение ногой отделяет их от того, чтобы сверкнуть на солнце.
Изабель справится, она ведь Лайтвуд.
Приезжает лифт, Изабель стискивает кулаки в надежде.

*
Когда Изабель входит в фойе, оно почему-то напоминает ей подземелье. К привычному запаху сырости примешивается металлический привкус крови, повисший в воздухе. Крови, разлитой не по доброй воле.
И смерти.
Изабель улыбается и прогоняет непрошенную мысль о том, что сказал бы Саймон, увидев ее радующейся чужой кончине.
Из темноты выступает Морин. Белое платье, похожее на ночную сорочку, все так же растрепанные волосы, обруч с бантиком и глаза, подернутые кровавой пеленой.
Глаза монстра, а не ребенка.
Изабель стискивает кулаки еще крепче, молясь о том, чтобы все получилось.
Морин кивает куда-то в сторону. Изабель опускает голову и сглатывает.
Она видела десятки убитых вампиров, и теперь перед ней, распростертая на сыром полу, в зеленом платье, запачканном землей и кровью, лежит Камилла. Глаза закрыты, светлые волосы разметались и пропитались красным. В груди у нее дыра. Сердца нет. Правая рука Морин залита кровью.
Изабель вздрагивает. Камилла — чудовище, и ее нужно было убить. Но Изабель все равно чувствует себя странно.
— Все прошло нормально? — она старается выровнять дыхание и сделать голос совсем обычным.
Как и всегда, в общем-то.
Ликующая ухмылка сползает с лица Морин. Та медленно качает головой, и Изабель успевает заметить быстрое, мимолетное движение: посмотреть на дверь.
Изабель знаком этот взгляд. Все монстры, предчувствующие опасность, просчитывают возможность побега.
Все сумеречные охотники, кстати, тоже.
— Нет, — тонкий голос Морин снова напоминает о маленькой девочке-подростке, — тот человек, маг Бейн, он уже был здесь, когда я пришла.
Кнут Изабель рассекает воздух.
Ваза разбивается в тот момент, когда к ней остается несколько дюймов. Изабель не успевает дотянуться. Звон ослепляет все.
— Черт, — вскрикивает она и стремительно поворачивается.
Морин съеживается, собираясь бежать и прятаться. Выживать. Главное — оторваться.
Но Изабель даже не смотрит на нее. Она несется к выходу безумной молнией, и выскакивает наружу, оставляя Морин в компании мертвой Камиллы.
Морин понимает, что это значит. Белкорт — глава нью-йоркского клана, Лилит рассказывала. Кто убьет главу, займет его место.
Морин хихикает. Но бежать все равно надо. Только она поднимает голову, раздается скрип.
— Камилла? Камилла Белкорт, выходи сейчас же, — разносится по зданию чей-то голос.
Фигура, сжимающая клинок, выступает из темноты.

*
Изабель несется по городу, сломя голову.
Только бы успеть. Только бы он был дома.
Она не знает, что скажет Магнусу, когда вломится в его дом и как объяснит все, но сейчас это последнее, что ее волнует.
Главное — не дать ему никуда уйти.
Она знает дорогу к квартире Магнуса не так хорошо, как ее знает Алек, но надеется успеть раньше, чем…
Чем что?
Изабель не знает, но уверена, что вазы бьются не просто так.
Рядом со звоном бьющегося стекла всегда ссоры, скандалы и неприятности. И много крови.
Стекло острое. Камилла — лед. Даже мертвая, она для Алека — опасная, смертоносная бритва.
И Магнус тоже.
Магнус.
У Изабель сбивается дыхание и дерет в горле, но она ничего не делает, чтобы хоть как-то исправить это.
Не время.
Она умеет расставлять приоритеты. Алек важнее ее дыхания.
Изабель не знает, сколько времени проходит прежде, чем она взбегает вверх по ступенькам и толкает дверь.
Не заперто.
— Магнус, — ее крик тонет в глубине комнат, растворяется в розовом цвете гостевой спальни, запутывается в бесчисленных предметах, копившихся здесь веками. — Магнус.
В квартире кто-то есть. Изабель слышит шаги и расслабленно улыбается.
Успела.
Вазу еще можно склеить. Только бы Магнус понял.
Теперь можно и отдышаться.
Из коридора выходит Алек, и Изабель с трудом удерживается на ногах.
С трудом собранные осколки разлетаются снова, только сила удара больше. Они превращаются в пыль. Теперь их уже не склеить, но Изабель лучше кого-то другого знает, что невозможного нет.
Она найдет способ. Если одна не сможет, то вместе с Алеком — точно да.
Одного взгляда хватает, чтобы понять: Алек встречался с Магнусом.
Один взгляд, и Изабель уже ищет виски для непьющего Алека. Хоть у самой дрожат руки и подгибаются колени.
Алек пахнет сандалом, но Изабель только крепче прижимает его к себе, словно пытается защитить.
— Поможешь мне собрать вещи? — его голос похож на трещину, появившуюся в пустыне.
Они не парабатай, но они — семья. Изабель сделает все, чтобы помочь Алеку.
Даже если он не верит в то, что все еще будет хорошо, она верит. Ее веры хватит на них двоих.
Ее веры хватило бы на весь мир, потому что когда речь об Алеке, она знает, что никогда не сдастся.
Алек, будто прочитав мысли, накрывает ее руку своей.
— Мы справимся, — шепчет Изабель. — Мы. Справимся.
Огонь на фамильном перстне Алека поблескивает в почти невидимых лучах солнца.
Блестит так ярко, будто лежит прямо на подоконнике.
Они — Лайтвуды. И они справятся.
Изабель крепче сжимает пальцы Алека и делает глоток. Вазу можно собрать всегда, нужно только хотеть.
Изабель хочет этого больше всего на свете.

@темы: тексты, организационное, infernal instruments

---

Фанфик по заявке №54

[Shadowhunters Chronicles]

Уилл Эрондейл/Джем Карстаирс. По словам Кассандры Джин и Кассандры Клэр - "однажды во время рейда это случилось" и по арту cassandraclare.tumblr.com/image/45980360681

ХОЛОДНЫЙ НАРКОТИК (слэш)

Автор: аноним до объявления результатов
Бета: аноним до объявления результатов
Пейринг: Уилл Эрондейл/Джем Карстаирс
Рейтинг: PG
Жанр: ангст, драма, POV
Размер: драбл
Статус: закончен
Саммари: Однажды во время рейда это случилось.
Дисклеймер: я тут никто и звать меня никак.
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 54. Уилл Эрондейл/Джем Карстаирс. По словам Кассандры Джин и Кассандры Клэр - "однажды во время рейда это случилось" и по арту cassandraclare.tumblr.com/image/45980360681

Первая холодная капля дождя осторожно, словно крадясь, прокатывается по бледной коже, украдкой задевая румянец на щеке и попадая в ямочку на подбородке. Срывается, падая на грязную землю. Не дожидаясь, когда она окончит свой полет, на кривых камнях причала уже рассыпаются брызги зарождающегося ливня.
Уилл поднимает голову, подставляя лицо холодной воде, пытаясь хоть в этом дожде найти успокоение. Его лихорадит, словно после особо тяжелого приступа ангины, будто температура его тела превышает все допустимые лимиты, и голова вот-вот разорвется на части.
Три часа погони, неисчислимые проулки грязного и сырого Лондона остались позади прежде чем они с Джемом наконец-то нашли свою цель. Маленький, ничтожно уродливый демон притаился в заброшенном амбаре на причале – забился в угол. Убить его было делом пары мгновений – один только взмах клинка, и рядом с тобой легкая пыльца вместо бездушного тела.
Джем что-то ободряюще произносит и легко улыбается, стараясь не показывать, как тяжело ему дался этот вечер. Первый вечер после приступа, который не отпускал его несколько дней. Несколько долгих суток, когда Уилл не отходил от него, спал на диване в его комнате и завтракал, смотря на бледное, покрытое испариной лицо. Не уходил, не взирая ни на какие просьбы и пожелания, что он и сам прекрасно знает как ему поступать.
Уилл не хотел, чтобы Джем шел с ним, но тот настоял, проявив недюжинное упрямство. Не самая его лучшая черта, как потом приметил Уилл. Хотя отказать было бы просто невозможно. Он никогда не умел долго сопротивляться Джему.
Уилл закрывает глаза, низко опуская голову, и хрипло выдыхает. Больно. В груди странная, гнетущая боль, не отпускающая уже несколько недель, скручивается где-то внутри с удвоенной силой, словно спираль пружины, и кажется, что она вот-вот лопнет от давящей на нее силы. А лицо Джема не выходит из головы и совсем-совсем не хочется, чтобы он подошел сейчас.
Но Джем оказывается рядом, дотрагивается до плеча и что-то снова говорит. Подходит слишком близко и слишком дерзко для себя дотрагивается до влажной от дождя руки. И пальцы у него холодные, дрожащие, с тонкой как пергамент кожей. От него пахнет цветочными благовоньями и героином, сладко и тошнотворно одновременно.
Лучший запах, что Уилл когда-либо чувствовал.
Рубашка висит на нем как мешок, из-за его сильной худобы. Но сейчас уже мокрая ткань прилипает к телу, делая Джема до неузнаваемости хрупким. Китайская ваза – почему-то мелькает в голове. Словно создание, вылепленное великими мастерами – нуждается только в бережной заботе.
Вот только спросили ли вазу, что ей нужно?..
Видимо нет.
Потому что Джем, слишком пристально смотрит в глаза и почему-то снова улыбается, а затем сам наклоняется и целует. И губы у него неожиданно теплые, несмотря на дождь и озноб… и мягкие.
Пружина внутри лопается, разлетаясь на части, и больно ударяет по груди, бьет в самое сердце. А потом все проходит, и остается нестерпимое желание присвоить, приковать, завладеть.
И от простого прикосновения к щеке и хриплого выдоха в губы, сносит крышу. Становится наплевать на доводы разума, может быть предполагаемый отказ или же помешательство одного или двоих… А может быть это все было в планах Джема? Задумываться уже не имеет смысла, потому что остановиться просто невозможно.
Остается только податливое, хрупкое тело в руках, и пальцы сами пробегают по плечам, разрывая ткань, чтобы подставить бледную кожу под ледяные капли дождя и горячие губы. Джем дрожит, выгибается и хрипло, сдавленно дышит, цепляется за рубашку и ворот черного жилета. Что-то хрипло шепчет, прежде чем его приподнимают над землей и припечатывают к грязной стене. Белесые ресницы дрожат, когда чужие губы особенно сильно кусают за шею и пальцы переплетаются с теми, другими, с мозолями на ладонях и тонким шрамом на запястье.
Холодный дождь ударяется об обнаженную кожу, растекаясь кривыми узорами по черным рунам на спине и руках. На светлой коже алеют следы от ногтей, и его сбивчивое дыхание вытесняет все звуки что есть в природе, и голос, что-то шепчущий на родном языке… а потом глухие, протяжные стоны, сильная боль в плечах и героиновый аромат затапливает все вокруг.
Уилл, понимает, нет - знает, что уже нет пути назад, и его поглотил этот черный омут с серебряными глазами. Что его ни за что никуда не отпустят, и, может быть, он лишь игрушка… Они оба играют в запрещенную игру, под названием «любовь».
Но, черт возьми, как же хочется, чтобы тебя затянуло в этот водоворот с головой, чтобы ты пропал под его поверхностью, не смог вздохнуть, открыть глаза, ничего не слышал, только чувствовал обволакивающее каждую клеточку зыбкое, скользкое, мягкое тепло чужих, но от этого не менее любимых, рук.

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке №44

[Shadowhunters Chronicles]

Рафаэль/Изабель Лайтвуд. "Шла бы ты отсюда, красавица"

ХЛЫСТ И МРАМОР (гет)

Автор: аноним до объявления результатов
Пейринг: Изабель Лайтвуд/Рафаэль, Изабель Лайтвуд/Саймон Льюис
Рейтинг: R
Жанр: романс, общий
Размер: мини
Статус: закончен
Саммари: Изабель ищет способы не думать о Саймоне. AU на основе пятой книги.
Дисклеймер: все персонажи принадлежат Кассандре Клэр
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 44. Рафаэль/Изабель Лайтвуд. "Шла бы ты отсюда, красавица"

— Иди сюда, мальчик-оборотень, — говорит Изабель, и мальчик-оборотень идёт.

Все всегда делают то, что ей хочется. В этом плюсы того, чтобы быть единственной девочкой в семье, единственной сестрой у любящих братьев. В этом плюсы того, чтобы быть офигенно красивой.

Не исключено, что в этом ещё и плюсы того, чтобы носить вокруг запястья сверкающий хлыст и умело орудовать клинком Серафима, но красота порой бьёт острей и больнее.

При неумелом обращении клинком Серафима можно пораниться, и красота тоже способна доставить своей обладательнице немало проблем.

Сейчас проблема у Изабель только одна, и её — проблему — зовут Саймон. У проблемы метка на лбу, бас-гитара в руках и всегда на уме множество шуток, большинство из которых Изабель не способна понять, хотя и очень старается.

Сейчас эта проблема не рядом, и потому у Изабель в груди вымерзает пустыня.

— Иди сюда, — говорит она Джордану в губы, а через две секунды отталкивает его.

Джордан — приятный на вкус. И на вид. И на ощупь. Он вовсе не пахнет псиной, даром, что оборотень, пахнет только мужским парфюмом, его губы отдают шоколадом, под его гладкой кожей перекатываются загорелые мышцы...

Он очень красив, почти так же, как она сама, и раньше Изабель ни за что на свете не упустила бы шанса на нём прокатиться.

Как плохая, плохая пони.

Но сейчас у неё есть проблема (а Саймона нет), а значит, прежние правила не имеют значения. Оттолкнув ничего не понимающего Джордана, Изабель встаёт и уходит.

Она знает: ещё полсекунды — и он сам отстранился бы, потому что Саймон ему вроде как друг и это нечестно.

Вывод прост: ей нужен кто-то... менее честный. Кто-то, кто будет целоваться не пару секунд — с опаской и муками совести, а дольше, гораздо дольше. Кто-то, кто сможет по-настоящему показать ей, почему Саймон и что теперь с этим делать.

К счастью, у неё есть такой человек на примете.

***

Несколько жизней назад она отправилась бы прямиком к Джейсу, но сейчас Джейса нет. Он исчез, пропал, его не найти, и даже если бы он был рядом, у него своих проблем было бы по горло.

Рыжих веснушчатых проблем по имени Клэри.

Не то чтобы Изабель не была за него счастлива.

Она могла бы пойти к Алеку, но, увы, заранее знает, что он может сказать. Ты самая лучшая, Изабель, парни засматриваются на тебя... ну, со времён сотворения мира. Так что нет никакого смысла думать, что Саймон...

Нет никакого смысла думать, что Саймон. Вот Изабель и не думает.

Она ищет другого человека — другого вампира — чтобы он объяснил ей, в чём смысл. Может быть, сам Саймон здесь не причём. Может быть, это только вампирское обаяние и ничего больше.

Вот только, оказавшись в отеле Дюмор, Изабель понимает, что с таким обаянием ей не особенно по пути. Оскалённые клыки, крючковатые пальцы, горящие жаждой крови глаза. Все, кто здесь есть, жаждут разорвать её на куски, и останавливает их только одно.

— Мне нужно поговорить с Рафаэлем, — говорит Изабель, поднимая Ведьмин Огонь.

От неё за милю несёт текилой, а ноги на каблуках — впервые в жизни — немного дрожат. Хлыст в руке танцует, как золотистая молния.

Изабель поймёт Рафаэля, если он не захочет с ней разговаривать

Изабель всех понимает. Она поймёт даже вампиров, если они решат её съесть.

И это их проблемы, что потом придёт Алек и перестреляет их посеребренными стрелами. По одному.

Она улыбается.

Рафаэль выступает вперёд.

— Шла бы ты отсюда, красавица, — и белозубая улыбка на его смуглом лице выглядит странно. В темноте заброшенного отеля Изабель не сразу понимает, что это из-за того, что его клыки уже удлинились.

— Не раньше, чем поговорю с тобой. — Она щёлкает хлыстом по мраморному полу, давая понять, что серьёзна.

Рафаэль смотрит вниз так внимательно, будто думает, что удар хлыста способен разломить мрамор.

Его чёрная рубашка распахнута на груди, застёгнутая хорошо если на треть пуговиц, и рядом с самой верхней сияет золотой крест.

Изабель думает, способен ли Рафаэль произносить имя божье.

Он ухмыляется, и она понимает, что хочет проверить.

— Мы уже говорим.

Со стороны это выглядит как пара скользящих шагов, но их оказывается достаточно, чтобы Рафаэль оказался рядом с ней. В паре дюймов.

Если бы вампиры дышали, она чувствовала бы его дыхание на своей шее.

Рафаэль обходит её по кругу, ведя пальцами по её волосам. Изабель не шевелится. В отличие от детей ночи, она дышит, ещё как дышит, и под белым платьем её грудь вздымается, словно океанские волны.

— Наедине, — говорит Изабель.

Ей достаточно одного слова, чтобы дать понять, чего она хочет.

Рафаэль живёт слишком долго, чтобы не разгадать скрытый смысл.

Ухмыльнувшись, он разворачивается и машет рукой, давая ей знак следовать за ним. Вампиры расступаются, но отнюдь не почтительно, на их лицах — смесь недовольства и жажды, и пока каблуки Изабель стучат по грязному полу, она думает о том, что Рафаэль — не глава клана, а всего лишь наместник, и если они ослушаются, то выпьют её до конца буквально за пару минут.

Но это выглядит даже проще, чем всю жизнь ходить и убиваться по Саймону.

И с чего она только взяла, что это продлится всю жизнь?

***

Рафаэль холодный, как мрамор.

Изабель вьётся вокруг него, словно хлыст.

Мир сворачивается и сужается, гулким звоном отдаваясь в ушах, и кроме всё ещё дрожащего на губах вкуса текилы Изабель чувствует привкус собственной крови.

Любой скажет, что это достойная плата. Рафаэль даёт то, что хочется ей, а она даёт то, что нужно ему. Натуральный обмен, все довольны и счастливы.

Он целует её под ключицей и тут же впивается в её кожу зубами. Выгибаясь навстречу, Изабель запрокидывает голову и её собственные волосы щекочут её же обнажённую спину.

В отеле Дюмор холодно и темно. И тихо — если не считать их криков и стонов.

О том, что у Рафаэля нет проблем с именем божьим, Изабель узнаёт, когда он кончает.

— Господи, — говорит он сквозь зубы. — О Господи.

— Меня зовут Изабель.

— Будем знакомы, красавица. — Рафаэль проводит рукой по её позвоночнику, пока она ищет в кармане стило, чтобы нарисовать на ключице Иратце. — Как насчёт увидеться в воскресенье?

— Почему бы и нет?

«Почему нет, когда да», — думает Изабель.

«Шла бы ты отсюда, красавица», — говорит ей внутренний голос.

Рафаэль кладёт руку ей между лопаток, и вымерзающая внутри пустыня становится почти незаметной.

Fin~

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке №52

[Shadowhunters Chronicles]

Натаниэль Грей/Джессамина Ловлейс. "Я на правую руку надела перчатку с левой руки" (с)

ПЕПЕЛИЩЕ (гет)

Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Пейринг: Натаниэль Грей/ Джессамина Ловлесс
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс, драма
Размер: драбл
Статус: закончен
Саммари: Сначала Охотник, и только потом леди.
Дисклеймер: не мое
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке №52 /"Я на правую руку надела перчатку с левой руки" (с)
Предупреждения: смерть персонажа, спойлеры.

- Ты в первую очередь Сумеречный Охотник, и только потом леди, - говорит Шарлотта, смеряя Джессамину тяжелым взглядом. Тяжелым и нечитаемым.
- О, ну конечно, - отвечает Джессамина, закрывая за собой дверь.
«Надеюсь, ты вспомнишь об этом, когда ваш паршивый институт будет гореть», - думает Джесс, заправляя в брюки мужскую рубашку.
«Надеюсь, ты будешь гордиться мной, когда Анклав превратиться в руины», - Джессамина застегивает пуговицы пиджака.
«Надеюсь, ты увидишь, как я сравняю Идрис с землей», - она прячет волосы под шляпу и выскальзывает в ночь.
- Я надеюсь, это одна из ваших последних спокойных ночей, - шепчет Джесс светящимся окнам Института.
***
Нат прижимает ее к себе так близко, что Джессамина может услышать биение его сердца. Сумасшедшее. Быстрое. Настолько искреннее, насколько Джесс сама смогла себе придумать.
- Я скучал, - выдыхает Натаниэль, и у нее колени подкашиваются, а все мысли о жалости к себе испаряются, растворяются в крови и пузырятся там, бурлят.
- И я...
Грязные бараки промышленного Лондона кажутся самым родным, что только можно представить. Они приветливо скрипят дверьми и обещают самые счастливые моменты. Внутри темно и очень душно, но какая разница, когда ноги уже не держат, а руки лихорадочно стягивают тонны никому не нужной одежды?
***
- Мы должны найти Натаниэля и Мортмэйна, как вы не понимате? Они ищут меня, я потенциальное оружие! - Тесс распинается о собственной важности, а у Джессамины есть только одно желание — оглохнуть, чтобы не слушать глупости. И выколоть себе глаза, чтобы не видеть влюбленные взгляды Уилла и Джема.
Тесса яростно распиливает кусочек мяса и отчаянно пытается доказать собственную важность. Хоть кому-то.
Джесс кожей чувствует безмолвные вопли Тесс:
- Ну посмотрите на меня! Я же нужна Мортмэйну!
- Я же оружие!
- Я же могу вас убить!
Она ловит ободряющие взгляды Карстаирса:
- Не говори глупостей!
- Мы тебя не отдадим!
- Ты все делаешь правильно!
Джессамина улыбается своему отражению в серебряной чайной ложечке и прислушивается к мыслям Уилла:
- Я убью любого, кто подойдет к тебе хоть на сантиметр ближе, чем позволено.
- Я убью любого, кто будет представлять опасность для Джема.
- Я негодяй, не подходите ко мне.
Тесса жарко говорит, пересекается взглядами с Эрондейлом и Карстаирсом и краснеет. Джесс усмехается чуть мрачнее. О, она прекрасно знает, что означает такой румянец. Эти стыдливые красные пятна на шее и щеках выдают Тессу с головой.
Взаимоотношения с двумя — это мерзко.
Леди так не поступают.
Липкое ощущение отвращения к лицемерной Грей, изображающей из себя неоперившегося птенчика, сжимает Джессамине горло. Ей бы встать, выплеснуть красное вино Тессе в лицо и выругаться в лучших традициях лондонских моряков.
Но леди так не делают.
Джессамина делает маленький глоток вина и думает о том, что с кожей наизнанку Тесса выглядела бы симпатичней.
***
Нат рассказывает о своем детстве в Америке, о тетке, сестре и жизни. Он перечисляет события, а Джессамина кладет голову ему на колени и закрывает глаза.
Голос Натаниэля укачивает, словно морские волны. Теплые переливы, низкие ноты, надрывно звенящая струна.
Его голос укутывает Джесс в теплое одеяло, подтыкает его сбоку с в ногах, напоминает о потерянном доме.
Одеяло заворачивает ее в кокон, и Джессамина знает, что однажды она проснется бабочкой.
***
Софи пытается намекнуть, что «мисс Ловлесс» ведет себя неподобающе. Джессамина кривит губы и отвешивает служанке звонкую оплеуху.
- Надеюсь, вы усвоили урок, мисс Коллинз.
Снежная королева умирает от зависти.
***
- Ты сможешь? - Нат вкладывает ей в руки Белую книгу. Он в черных перчатках, черном пальто и в черной ночи.
- Ради тебя я смогу больше, чем все. Только скажи, что любишь меня.
Натаниэль обхватывает ее лицо руками и выдыхает в губы:
- Я люблю тебя. Я вытащу тебя даже из ада.
***
«Говори правду», - голоса Безмолвных братьев разрывают черепную коробку, причиняют боль, от которой хочется лезть на стену.
Джессамина извивается на полу, пытаясь нащупать опору. Боль отрывает от нее по кусочкам кожу, проедает в костях дыры, вытаскивает глаза и вырывает язык.
«Какую правду!» - Джесс срывает голос, но это не помогает. Ничего не помогает.
Братья разгребают руками воспоминания, выуживая те, которые им нужны. Они перерывают мысли, даже не думая разложить по местам.
«Нет никакой правды!» - надрывается Джесс, но ее никто не слушает. Она не нужна никому.
«Нат! - Джесс размазывает слезы по опухшему лицу и умоляет Натаниэля прийти и вытащить ее отсюда. - Ты же обещал!». Но никто за ней не приходит.
Ни сейчас, ни позже.
У нее нет почти ничего, кроме мелких деталей встреч, на которые она никогда не обращала внимание.
Черные перчатки Ната, после которых никогда не остается никаких следов.
Настойчивая забота Шарлотты, от которой раньше зубы сводило. Раньше, а теперь от одних воспоминаний внутри теплеет.
Насмешки Уилла, раздражающие, но привычные.
Привычные.
Родные.
Необходимые.
И где это все сейчас?
***
Джессамина чувствует, как клинок механического не-человека пробивает насквозь позвоночник. Хруст отдается гонгом в голове, и мир начинает свое вращение.
- Джесси, - Уилл проводит рукой по ее щеке.
- Ты... не должен... Ты ненавидишь меня... -она сплевывает кровь и обмякает в руках Уилла.
- Никто и никогда не ненавидел тебя, Джесс.
Джессамина рвано выдыхает:
- Не стоит. Я знаю. Уилл...
Лезвие прошло сквозь легкое, и свист воздуха не оставляет никаких надежд. Джессамина знает это.
- Уилл... Кажется... я на правую руку надела перчатку с левой руки.
Вдох.
Выдох.
Мир говорит: «Стоп».

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке №17

[Shadowhunters Chronicles]

Все. Сравнить палитру шоколадных конфет с каждым из персонажей

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА (джен)

Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Пейринг: Разиэль
Рейтинг:PG
Жанр: общий
Размер: мини
Статус: закончен
Саммари: Так как до этого места всё равно никто не дочитает, примем число "пи" равным пяти. Иначе расчёты не сходятся, а искать ошибку мне лень. (с)
Дисклеймер: не мое
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 17 /Все. Сравнить палитру шоколадных конфет с каждым из персонажей./
Предупреждения: ООС

Доброе утро. В студии Густав Клинт, и сегодня в программе: землетрясение в Китае, теракт в Бостоне и создание нового мира. Э-э-э... Стоп-стоп-стоп! Кто писал эти слова? Нет, объясните мне, кто автор этого бреда? И как я должен это говорить? Нет, господа, так не пойдет.
Какое создание нового мира? Вы о чем вообще?
- Разиэль, будь добр, заткнись и работай. У тебя дипломная работа по созданию вселенных на какой стадии?
- Н-ну...
- Я тебе сам скажу, на какой. Зародыша. Тебе скоро защищаться, а ты даже и не думаешь браться за ум!
Ну да, привет. Меня зовут Разиэль, мне двадцать три, и я заканчиваю университет. Круто и больно. Больно от того, что у меня и конь не валялся в дипломных делах.
- Во имя всего святого, ты меня слушаешь? Сколько можно страдать какой-то несусветной ерундой! - это мой брат Гавриил, зануда, педант, папина гордость и "Мальчик-я-знаю-все-лучше-всех". Его работа, когда он выпускался, заключалась в создании новой расы. В чем он, несомненно, преуспел. Фейри - детище моего братца, и под чем он их создавал, неясно. Да это и неважно, потому что я хочу воспользоваться его шаблоном и создать если не то же самое, то очень похожее. И не надо говорить мне о плагиате - это не то! Кстати, не то, чтобы я только собирался воспользоваться. Я уже.
Короче, не буду толочь воду в ступе. Знакомьтесь, нефилимы - защитники мира, созданного отцом и доделанного моими многочисленными братьями, мира людей и нежити. И они такие классные, что я, пожалуй, расскажу вам, под чем я их создавал. Только тс-с-с! Никому ни слова, ладно?
Итак, мои любимые и самые удачные образцы. Начнем, пожалуй, с Уилла Эрондейла. Это влияние конфет из черного горького шоколада. Вот он, Уилл, такой и есть, горький, терпкий. Его рекомендуют принимать маленькими дозами как способ лечения от уныния и эмоционального застоя. Понемногу каждый день перед едой, и единственное, что вас будет беспокоить, это самоуверенность и прыщи. Ладно-ладно, насчет самоуверенности - это шутка.
Вот тот парень с серебристыми волосами, и нет, я нормальный, и да, это не метафора, а так оно и есть. В общем, видите его? В музыкальном зале со скрипкой в руках. Это Джеймс Карстаирс. Мое самое большое огорчение во всей работе. Сколько в него было вложено сил, стараний, бессонных ночей и конфет с орехами внутри - не сосчитать. Сколько всего и насмарку. Абсолютно все. Расскажу вам идею. Джем должен был быть мягким снаружи, немного приторным на вид, а внутри - орех. Крепкая начинка, о которую сломать зубы - плевое дело. Не проблема вообще. Но в развитие событий вмешалась ошибка скрещивания и испоганила удачный образец. И, кстати, просто забавный факт, эта ошибка - женщина. Самки - зло.
А вот там сидят создания, которые вызывают мою особую гордость и всплески нарциссизма. Шарлотта и Генри Бранвелл. Съеденная мной коробка конфет с ликером дала свои результаты. Кровь в Бранвеллах оказалась горячей, а ликер придал им пьянящих талантов. Руководителя и гения. Эх, хороши были конфеты, но мало. Было бы побольше, я бы армию таких замутил.
Потом кто там? Очень много Лайтвудов. Все они создавались под одно и то же, но в разной концентрации. Молочный шоколад с коньяком внутри. Стоит только взглянуть на Бенедикта, и сразу ясно, кто самый коньякосодержащий. Он, конечно же. А кому бы еще в голову пришла идея связаться с демонами и примитивными созданиями? Только Бенедикту, потому что коньяк вместо крови - это ой как опасно. В Изабель, его правнучке (или праправнучке, кто его знает, я в этом не разбираюсь), алкоголя уже поменьше, но все равно зашкаливает. Гены шалят, кровь пенится, в голове пусто, вот она и лезет на рожон. К тому же, разве на трезвую голову можно так лихо махать хлыстом направо и налево, и при этом еще и быть прекрасным охотником? Серьезно, мне кажется, нет. Алек, ее брат, прекрасный образец того, как выверенные пропорции творят чудеса. Немного коньяка, немного шоколада - и о-ла-ла, идеальное создание. В меру безумное, в меру скромное. Всего в меру. Таких я люблю. Только тяжелый он, этот Алек. Сердце от него разрывает. И не спрашивайте, почему. Просто примите как данность.
Следующий по списку у нас - так-так-так, посмотрим - Джейс Вэйланд. То есть он-то Эрондейл, и кровь у него эрондейловская, если так подумать, но Джейс не точная копия Уилла, не смотрите на меня так. Его я рисовал под впечатлением от конфет с клубничной начинкой. Не очень была конфета, прямо скажем, не очень. Слишком сладкая, слишком тягучая, слишком идеальная. Вот и с Джейсом я тоже явно переусердствовал. Он у меня получился слишком хорошим снаружи, и очень пустым внутри. Такой вот шоколадный заяц или Санта. Приятная внешность и дырка вместо души, которую он пытается чем-то заполнить. Ненавижу идеальность.
Кстати о дырках. Дырах. Дырочках. Э, простите. Не в ту степь понесло, пардон муа и все такое. Так, возвращаемся к теме нашей высокоинтеллектуальной беседы. Мы ведь говорили о душевной пустоте Вэйланда, верно? Итак. Эту шоколадную пустоту он заливает еще одним моим созданием. Рыжеволосой Клариссой Фрэй. Или Моргенштерн. Эти нефилимы так сильно запутали свои родословные, что я даже не знаю, как кого называть. Я не помню, под чем я там был, но кого это беспокоит-то? Никого? Вот и так же считаю. Поэтому не буду изобретать велосипед и скажу, с чем Клэри у меня ассоциируется. Знаете такие конфеты, внутри которых рисовые шарики? Их когда раскусываешь, то постоянно удивляешься тому, что сама конфета такая огромная, а начинки так мало. Так вот, Клэри напоминает мне такую конфетку, облитую чем-то красным. Такая же Фрэй пустая. Меня это убивает, если честно. На первый взгляд милая, отважная "я-тебя-спасу" девочка, а оказывается... Потом выясняется, что Клэри занимается разработкой заменителей дружбы и любви. Неудивительно, что она сошлась с Вэйландом. Как будто черная дыра когда-нибудь могла заполнить себе подобное. Ха, ха и еще раз ха.
Если вы думаете, что на Клэри список любимцев закончился, то вы ошибаетесь, ребята. есть еще те, кого создавал не я, но от этого они не становятся менее потрясающими.
Номер один в моем личном списке тех, кому я готов пожать руку, это Саймон Льюис. Он появился благодаря стараниям моего отца. Не в прямом смысле, конечно. В ментальном. Это же мой папа дает добро на рождение людей. И определенные характеристики закладывает тоже он. Ну, знаете, как это бывает: этот будет подлецом, этот - праведником, а этот - а это кто такой, уберите сейчас же. Трудная у отца работа. А теперь снова к Саймону. Я присутствовал на закладывании основ мистера Льюиса. Отец тогда сказал:
- Это у нас кто? - он еще тянет гласные, и получается примерно так: "кто-о-о-о", но это я отвлекся. - Кто? Мальчик? Человеческий? Хорошо, хорошо. Гавриил, - это мой брат, на всякий случай, напомню, - дай ему любви побольше. Да больше сыпь, что ты скряжничаешь? Сыпь-сыпь. И дружбы налей. Больше лей, подлец! То-то у тебя все феи бездушные, ты же скупой. И нечего морду кривить, милый мой. Рожи строить маме будешь. Насыпал? Молодец, Гавриил. Хоть на что-то ты сгодился. А теперь отправляй его куда там нужно. И конфетку ему положи. Что значит, какую? Это же ребенок! Барбариску положи, глупый сын!
Вот так Саймон и стал барбариской. Сначала сладкий-сладкий, а потом появляется приятная кислинка, добавляющая остроты.
Ангел, какой я бред несу. Мама, неси топор, я отрублю себе голову.
А нет, погоди пока. Я еще не закончил. Чуть о самом главном не забыл! С отрубленной головой разговаривать будет несколько проблематично, поэтому подожди, мама, положи топор на полку.
Самое главное - это Магнус Бейн. Верховный маг Бруклина, вторая половинка Александра Лайтвуда и огромная проблема всей женской половины населения планеты, с ним знакомой. История любви Магнуса и Алека не оставляет равнодушной никого и никогда. Даже мне, ангелу с эмоциональным диапазоном табуретки, тяжело смотреть на страдания этих людей. Вернее, не совсем людей, но какая разница вообще?
Я не помню, что было толчком с созданию Магнуса. Не помню, что было предпосылкой и условием. Но это и неважно. Абсолютно от слова совсем. Знаю только то, что Бейн - не конфета. В нем нет ничего привычного и укладывающегося в рамки стереотипов. Только что-то неудержимое, дикое и первобытное. Имбирное, жгучее на вкус.
- Разиэль!
- Что, Гавриил?
- Ты идиот.

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке №23

[Shadowhunters Chronicles]

23. Уилл Эрондейл/Габриэль Лайтвуд. На песню Papa Roach - The Enemy

GAME (слэш)

Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Пейринг: Уилл Эрондейл/Габриэль Лайтвуд
Рейтинг: G
Жанр: драма
Размер: драбл
Статус: закончен
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке №23. Уилл Эрондейл/Габриэль Лайтвуд. На песню Papa Roach - The Enemy

Game.
- Вкусный кофе? – лаконично смеется Уилл, наблюдая, как кривится друг. Тот только кивает, натужно улыбается и продолжает пить, но хватает его только на пару глотков.
- Отличный контракт? – улыбается Уилл, видя, как искажается лицо сидящего напротив делового мужчины, как прямо на глазах появляются новые морщины, как тускнеет взгляд. Тот только молча кивает, подписывает и через три часа пускает себе пулю в висок.
- Очаровательная девушка? – Уилл любуется красивой девицей - вальяжно развалившейся в его кресле, закинув ногу на ногу - и плотоядно облизывает красные губы. Сидящий напротив светловолосый парень дрожит, потеет и потирает руки. Ночь для них будет довольно веселой, чего не сказать о следующем утре. Через неделю компрометирующая запись попадает к отцу невесты. Свадьбу естественно отменяют.
- Вам нравится музыка? – наклонившись и откровенно дразня, спрашивает Уилл красивую девушку с каштановыми волосами и подает ей руку. Музыка, по мнению Уилла, просто кошмарная, но он не обращает на это внимания. Наутро уже забывает и как ее зовут, и как она выглядит.
Его сестра твердит, что его поведение аморально, неправильно и причиняет остальным только боль. Ей противно находится с ним в одной комнате, на что он советует ей выйти.
Game over.
- Вы весьма красивый, - склонив голову, медленно произносит Габриэль, потягивая какой-то красный коктейль. Зеленые глаза озорно смеются, замечая интерес в сидящем напротив человеке. Уилл умело подыгрывает и делает вид, что идет на поводу. - Вот только ядовитый, - лаконично продолжает парень, наклоняясь к самому уху Уильяма. – Никогда бы не решился быть с Вами рядом долго.
- Тебе совсем не хочется влюбиться? – как-то спрашивает Габриэль, выдыхая сигаретный дым прямо в лицо Уилла, а потом смеется и целует его ментоловыми губами.
- Я хочу просто быть счастливым, - нежно улыбается Габриэль и берет под руку свою невесту. Сесиль опускает глаза, точно такого же голубого цвета как и Уилла, а потом соглашается и отдает свое сердце жениху.
Холодным и поздним вечером, сидя в любимом кресле и смотря через окна на красное небо, Уилл размазывает по тарелке очередной десерт. Завтра у него важный день. Свадьба его сестры и лучшего друга-врага. Великий день, как говорят его родители, одаривая жениха и невесту пламенными, влюбленными взглядами.
Уилл стоит рядом с женихом, подносит кольца, улыбается сестре и почти задыхается, когда невеста одевает обручальное на палец Габриэля. Для него оно как удавка, ошейник, поводок и цепь.
- Ты сам виноват, - склонив голову, шепчет Габриэль, смотря на Уильяма через призму бокала с шампанским. Тонкая грань пузырьков, воды, стекла и через нее уже не перешагнуть.
Он упустил свой шанс, заигравшись и не заметив, как переиграли его самого, забрав сердце в качестве трофея.

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке №30

[Shadowhunters Chronicles]

Саймон Льюис|Джейс Вэйланд. "Можете меня казнить за долбоебизм, я сам принесу вам мачете"

КЛЭРИ НЕ ДОЛЖНА ОБ ЭТОМ НИЧЕГО ЗНАТЬ (джен)

Автор: аноним до объявления результатов
Пейринг: Саймон Льюис | Джэйс Вэйланд, упоминаются канонные пейринги
Рейтинг: G, PG, PG-13, R, NC-17
Жанр: виньетка, общий
Размер: драбл (850 слов)
Статус: закончен
Саммари: — Клэри не должна об этом ничего знать, — говорит Джейс, и Саймону остаётся только вздохнуть, соглашаясь.
Дисклеймер: всё не моё
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 30. Саймон Льюис|Джейс Вэйланд. "Можете меня казнить за долбоебизм, я сам принесу вам мачете"
Предупреждения: мат, постпятая книга

***

— Клэри не должна об этом ничего знать, — говорит Джейс, и Саймону остаётся только вздохнуть, соглашаясь.

Саймон не может вспомнить, когда всё стало таким сложным и таким откровенно дурацким.

Саймон думает, что скоро обязательно что-то случится и, кажется, как порядочный гражданин, он должен вызвать копов и позвонить в скорую. Или вызвать скорую и позвонить копам?

Неважно.

Саймон думает, что ничего не будет говорить Клэри, но вовсе не потому что Джейс так сказал и тем более не потому, что ему приятно иметь с Джейсом одну, общую на двоих тайну. Полгода назад ему было бы неприятно.

Полгода назад он бы ни за что не поверил в то, что всё стало как стало. Вампиры, оборотни и демоны существовали только на экране компьютера, и из лука можно было стрелять точно там же, но никак не в доме Клэри и никак не в мадам Доротею.

То, что было когда-то мадам Доротеей.

Между тем, старым Саймоном и этим — настоящая пропасть, хотя Клэри наверняка бы с этим не согласилась. Для неё он — символ прошлого, символ нормального, но его собственные понятия о нормальности размылись где-то между первой ложкой рыбно-томатно-оливкового супа Изабель и вторым глотком крови Джейса на корабле Валентина.

Ничего нормального больше не существует.

Или, если точнее, ничего не нормального.

Все сказки — правда.

Все «так не бывает» — грязная ложь.

Джейс протягивает ему арбалет и ухмыляется, как будто бы извиняясь. Он мог бы дать ему Глориус, но Глориус сделал своё дело и вернулся к архангелу Михаилу. Он мог бы дать ему клинок Серафима, но для вампиров это не та вещь, за которую стоит держаться. Он мог бы дать ему осиновый кол, но это было бы слишком уж издевательски.

Откуда-то Саймон знает, что Джейс не такой мудак, каким хочет казаться.

— Мы идём выручать Алека, — говорит Джейс, и под кожей у него пылает небесный огонь, а под ключицей пульсирует руна Парабатай. — Мы идём выручать Алека, пока твоя Маурин его не прикончила.

— Она не моя, — Саймон кривится, и, если честно, то он здесь, конечно, не прав.

Он ведь сам её создал.

Он не удержался, не сумел себя обуздать, он попробовал на вкус её кровь и превратил свою малолетнюю фанатку в чудовище, и теперь Маурин держит Алека в отеле Дюмор, пытаясь заставить Нефилимов считаться с ней конкретно и с Детьми Ночи вообще.

Зачем ей это нужно, Саймон не понимает.

— Не твоя? — Джейс вопросительно приподнимает брови, и в этот момент он всё же ведёт себя как мудак.

— Ладно, — говорит Саймон. — Ладно, я виноват. Можешь казнить меня за долбоебизм. Я даже сам принесу тебе мачете.

Джейс качает головой.

— У тебя больше нет Метки Каина и теперь меня не разорвёт на части, если я вознамерюсь тебя прикончить. Теперь ты неинтересный противник.

«А ты всё такой же шутник», — думает Саймон, и почему-то ему кажется, что Клэри сделала не самый плохой выбор, когда увидела Джейса в клубе, когда пошла за ним из кофейни, когда решила, что сделает для него что угодно, когда…

— Клэри не должна об этом ничего знать, — как будто прочитав его мысли, снова напоминает Джейс, и Саймон вздыхает.

Он уверен, что скоро обязательно что-то случится, но вместо того, чтобы вызвать копов и позвонить в скорую (вместо того, чтобы вызвать скорую и позвонить копам), откидывает чёлку со лба, берёт арбалет и думает об Изабель.

Он пытается вспомнить, когда всё стало таким сложным и таким откровенно дурацким, а вспоминает только, когда всё стало таким настоящим.

Саймон точно знает: для того, чтобы жить, вовсе не нужно быть живым в общепринятом плане.

***

Они успевают в отель Дюмор как раз вовремя, чтобы увидеть, как Алек, тяжело стиснув зубы, во все стороны размахивает клинком Серафима, а вампиры медленно обступают его со всех сторон.

Маурин говорит что-то о том, какая особенная кровь у Нефилимов, и Саймон думает, что в голове у неё — просто каша. Примерно такая же, как когда-то была у него, только на скисшем молоке и с подгнившей овсянкой.

«Надо будет спросить у Изабель, может ли овсянка гнить», — думает Саймон, хотя знает, что лучше всего было бы поинтересоваться у гугла.

На то, чтобы прыгнуть вперёд, устроить хаос и заставить вампиров попятиться, уходит приблизительно три минуты. На то, чтобы схватить Алека и броситься прочь из отеля — ещё меньше. На то, чтобы пешком добраться до Института — больше всего.

Точнее, кому до Института, а кому до квартиры Кайла.

— Изабель не должна об этом ничего знать, — говорит Алек, когда они останавливаются на перекрёстке.

Почему-то он вспоминает сестру, а не Магнуса, и Саймон пожимает плечами. В любом случае, ей он тоже не собирался рассказывать.

Джейс усмехается.

Это, наверное, заговор.

— Вы все меня ненавидите, — бормочет Саймон себе под нос.

— Зато тебя любит моя сестра, — с деланным безразличием говорит Джейс, — и моя девушка. Если тебя ещё Мариза полюбит…

Саймон переводит взгляд на Алека: тот кривится, как от зубной боли.

Саймон знает, что происходить будет ещё много всего, но никто никуда не будет звонить, потому что они сами — за копов, а вместо скорой помощи у них Иратце и вампирская регенерация.

Саймон пытается вспомнить, когда всё стало таким сложным и таким откровенно дурацким, но это больше привычка и на самом деле его всё устраивает.

Саймон разворачивается и уходит.

— Но Кайлу-то я могу рассказать? — кричит он через десяток шагов.

Джейс смеётся.

— Придурок, — Саймон пинает выброшенную кем-то пустую бутылку.

И чувствует себя офигенно живым.

Fin~

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments

---

Фанфик по заявке №3

[Shadowhunters Chronicles]

Люк Гарровэй|маленькая Клэри Фрей. "Ты когда-нибудь встречал фей?", А+

ТЫ КОГДА-НИБУДЬ ВСТРЕЧАЛ ФЕЙ? (джен)

Автор: аноним до объявления результатов
Бета/гамма: анонимы до объявления результатов
Пейринг: намек на Люк Гарровэй/Джослин Фейрчайлд
Рейтинг: G
Жанр: общий
Размер: мини
Статус: закончен
Саммари: Люк любит, верит и немного играет с правдой.
Дисклеймер: Все герои, как водится, за Кассандрой Клэр, заявка за заказчиком, я только получаю удовольствие.
От автора: написано на конкурс «Infernal Instruments» по заявке № 3 /Люк Гарровэй|маленькая Клэри Фрей. "Ты когда-нибудь встречал фей?", А+/
Кажется, все это вышло не особенно трагичным и несколько зарисовочным, надеюсь заказчик извинит мне это.

Конечно, Люк помнил Джослин ребенком. Она была дерзкой и немного диковатой. Все время стремилась куда-то, бежала, хотела, сверкала. Клэри мало на нее походила, она напоминала ласковый теплой свет жаркой и беспощадной звезды. Он полюбил обеих с первого взгляда.
Клэри он нравился. Хотя не очень трудно понравится маленькой девочке, но для Люка это стало чем-то вроде знака. Что он еще нужен Джослин, что у него еще есть шанс, что может когда-нибудь Джослин не будет вот так холодно смотреть на него, стоя в дверях кухни, а так же как Клэри подбежит к нему и обнимет.
- Дядя Люк, – Клэри отстранилась, не разжимая рук, и посмотрела Люку в лицо, – я буду феей.
- Вот как? – Люк улыбнулся ей, а потом посмотрел на Джослин.
Речь шла, конечно, о каком-то празднике в школе, но даже такое незначительное напоминание о прошлой жизни похоже причиняло Джослин боль. Она стояла, обхватив себя за плечи, и смотрела на Клэри с тоской и нежностью.
- Дядя Люк, – Клэри дернула его за рукав рубашки, – а ты когда-нибудь встречал фей?
Люк заметил, как вздрогнула Джослин.
- Мама вот говорит, что все феи ненастоящие и это тоска по красоте, – продолжала Клэри. – Но я подумала: а вдруг тебе повезло увидеть хоть одну маленькую фею?
Люк сглотнул. Он вспомнил Мерею, одну из фрейлин Королевы Летнего двора, ту, с которой он переписывался перед восстанием. У нее были такие же рыжие волосы, как у Джослин, и даже глаза были зелеными, только без зрачков. Она была одновременно жуткой и прекрасной. И как все феи – безжалостной. Ее сходство с Джослин представлялось Мерее отличным способом помучить Люка.
- Дядя Люк, – голос Клэри прозвучал обиженно, – ты молчишь.
- Прости, малышка, – Люк опустился на колени, чтобы оказаться с Клэри лицом к лицу, – я просто вспоминал.
Клэри даже взвизгнула от восторга и быстро обернулась к Джослин:
- Видишь, видишь, он видел! Я знала! – потом она снова с восхищением уставилась на Люка. – Дядя Люк, расскажи.
- Клэри, – начала Джослин, но Люк перебил ее:
- Я помню, я шел-шел по лестнице...
- В подземелье? – Клэри подпрыгнула в нетерпении, Джослин же зажмурилась, как от боли.
- Нет, на пятый этаж, а там вдруг распахнулась дверь...
- Какая она была?
- Невысокого роста, меньше, чем ты сейчас, и у нее были зеленые глаза и роскошные рыжие волосы, она заплела их в две косички...
Тут глаза Джослин распахнулись, в них застыл ужас, губы ее сложились в категоричное «нет», а Клэри тем временем нахмурилась и через секунду воскликнула:
- Это же была я! Ты рассказываешь, как нашел нас!
Люк только пожал плечами, мол что поделаешь. Он видел, как разгладилось лицо Джослин, она благодарно улыбнулась ему. А Клэри наоборот выглядела совсем разочарованной.
- Выходит фей и правда нет, – вздохнула она.
- А как же ты? – Люк осторожно погладил ее по щеке. – Я же видел тебя.
- Я не настоящая фея, – Клэри помотала головой. – У меня нет крыльев...
- У фей и не бывает крыльев, – поправил Люк, радуясь, что хоть тут не надо кривить душой. Клэри, правда, посмотрела на него с недоверием. – Ну в любом случае, крылья не главное для феи.
Главным в феях была, наверное, бесстрастность, даже жестокость их была лишена подлинной злобы. Это было просто желание видеть чувства, прикоснуться к чему-то живому. Потому Мерее и нравилось дразнить Люка, провоцировать его, предлагать себя вместо той, кого он любил. Наслаждаться его чувством вины, его болью, ненавистью к себе. Наверное, ей доставило бы удовольствие полюби он ее, это дало бы такой взрыв эмоций, столько всего, что она могла бы забрать.
- Дядя Люк, – Клэри взяла его за руку, точнее ухватилась за указательный палец, – Ты опять вспоминаешь?
Люк кивнул и виновато улыбнулся ей. Клэри снисходительно фыркнула.
- Ладно, – решила она. – Ты поможешь нам с мамой придумать наряд?

Клэри заснула, пока он читал ей. Теперь она считалась уже совсем взрослой девочкой, и он читал ей на ночь редко, по особым случаям. Как сегодня. Сегодня Клэри объявила волшебный день, и потом «никто не отказывает феям». Последнее заявление заставило и Люка, и Джослин скривится от внезапной точности. Умение Клэри из всего вороха мифов примитивных выбирать те, что соответствовали реальности, иногда поражало. Она словно безошибочно чувствовала Нижний мир, как бы Джослин ни старалась спрятать его от нее.
Люк медленно отодвинулся от Клэри, бережно поправил ее подушку и одеяло. На секунду он залюбовался ею спящей. Внешне она обещала стать копией Джослин: те же черты лица, огромные глаза, длинные рыжие ресницы, чуть вьющиеся волосы. Первое время Люк все искал в Клэри сходство с Валентином: его непримиримость, его страшную силу, его страстность, – но в этой девочке все было другим. Как будто вся жесткость родителей стала в ней нежностью и светом.
Клэри во сне вздохнула и улыбнулась. Верно ей снилось ее будущее чудесное платье, в котором она станет красавицей, «совсем, как настоящая фея». Люк не удержавшись погладил ее по голове.
Что бы сделал с ним Валентин за эту кражу? Привязанность и любовь его дочери. Что бы Валентин сделал с самой Клэри? Во что обратил бы ее ласку и тепло?
Дверь за спиной Люка скрипнула, он быстро обернулся и чуть нагнулся вперед, уже готовый наброситься на врага. Прошло уже восемь лет, как они с Джослин покинули Идрис, а привычка на каждый шорох реагировать как на нападение все не отпускала ни его, ни ее. Но к его облегчению в дверях стояла лишь Джослин. Ее лицо, как всегда при взгляде на Клэри, вновь приобрело выражение болезненной нежности. Она с минуту рассматривала спящую дочь, а потом перевела взгляд на Люка и улыбнулась.
Это была невеселая, вымученная улыбка бесконечно уставшего человека. Но Люк охотно довольствовался и ей. Джослин поманила его к выходу, и он, выключив ночник, пошел к ней.
В коридоре Джослин тяжело привалилась к стене, взглянула на него исподлобья и тихо сказала.
- Я так испугалась сегодня, когда она... – Джослин вздохнула и замолчала.
- Она просто ребенок, Джой. Все дети верят в сказки.
Джослин хмыкнула и покачала головой:
- Все сказки – правда. Ты-то знаешь.
Люк кивнул. Он мог бы сказать Джослин, что когда-нибудь ее план все равно засбоит, что раскроется обман с памятью Клэри, что Нижний мир слишком слит с миром примитивных, чтобы им удалось укрыться совсем. Что нельзя перестать быть сумеречным охотником, ведь это не профессия и даже не секта, это вся их жизнь и судьба. А от судьбы не уйдешь. Но вместо этого он спросил:
- Могу я тебе помочь с костюмом для Клэри?
- Ты не умеешь шить, – прошептала Джослин и помотала головой, словно не веря своим ушам. Потом она вдруг подошла к нему и быстро поцеловала в щеку. – Спасибо тебе за то, что ты делаешь.
- Но я ничего... – начал было Люк, но Джослин подняла вверх раскрытую ладонь, призывая его замолчать.
- Выпьешь со мной кофе? – спросила она и, не дожидаясь ответа, направилась в кухню.

Клэри выглядела счастливой: глаза ее сияли, щеки разрумянились, шляпа в виде цветка лютика немного сбилась набок. Люк подумал, что она самая хорошенькая здесь. Он опоздал к началу и теперь стоял в проходе, близоруко щурясь на сцену и не переставая хлопать в ладоши.
Дети в последний раз подошли к краю сцены для поклона, и занавес стал медленно закрываться. Потом зажегся свет, и Люк сразу же заметил Джослин. Она уже поднялась со своего места во втором ряду и стала оглядываться.
- Я здесь, – крикнул Люк, замахав ей рукой, и быстро зашагал ей навстречу. – Я пришел, как только смог. Немного опоздал к ее выходу...
- Я знаю, – Джослин оперлась на его руку. – Клэри заметила, как ты пришел.
Люк удивленно взглянул на нее, и Джослин пояснила:
- Она сразу расцвела, а до того только и пялилась на твое кресло, – она небрежно махнула в сторону сидений.
Люк почувствовал странный спазм в горле, сам не зная от чего. От того ли, что Клэри ждала его, от того ли, что Джослин оставила ему место подле себя.
Они вдвоем протиснулись мимо толпы в коридор, обогнули актовый зал справа, и возле двери с надписью «Для актеров» Джослин оставила его, чтобы помочь Клэри собраться.
Люк ждал их, бесцельно расхаживая взад и вперед, количество чьих-то родителей вокруг него все увеличивалось.
Он заметил в толпе Саймона, приятеля Клэри, и помахал ему рукой, тот сразу выпрямился и деловито кивнул в ответ. Красивая брюнетка рядом с ним на секунду скользнула по Люку взглядом, а потом что-то спросила у Саймона и, услышав ответ, потеряла к Люку интерес.
Кто-то слева от Люка начал ругать некого Бобби, который только и думал, что о футболе. Тут же кто-то горячо и гордо объявил, что восьмая ромашка это его Шейла. Люк чувствовал себя самозванцем среди всех этих людей. Он слышал, как похвалили Клэри, и желание вмешаться и заявить: «Это моя девочка», – ожгло его изнутри. Но он только побыстрее отошел от обсуждающих.
- Люк! – вдруг окликнули его, и Клэри все еще в концертном платье, но уже без шляпки подбежала к нему. – Ты видел, видел меня?
- Конечно, – он присел перед ней на корточки. – Ты была великолепна.
Клэри чуть покраснела, потом тряхнула волосами и, потянувшись вперед, прошептала ему на ухо:
- Вот теперь ты и правда встретился с феей, да?
У Люка почему-то защипало в глазах и носу.

@темы: тексты, первый тур, infernal instruments